Книга Сердце дьявола - Иван Сербин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тэ-экс, посмотрим, посмотрим, — пощелкал клавишами. — Пародонтоз, говорите? Волин утвердительно покачал головой, завороженно глядя на мерцающий экран. Странно, в данную секунду он думал вовсе не о своей «подопечной», а о том, играет ли этот франт в «Тетрис» на работе. Наверное, играет. Зачем еще нужен компьютер в кабинете?
— Ну вот, — сообщил директор. — Сорок две фамилии. Теперь отбросим мужчин. Двадцать восемь женщин лечили пародонтоз в последние три месяца. Нас интересуют девушки в возрасте до двадцати пяти лет. Так?
— Совершенно верно, — согласился Волин. — Интересуют.
— Тэ-экс. Таких восемнадцать. У нас два врача, специализирующихся на пародонтозе. Я запишу вам номера кабинетов. Медицинские карты в регистратуре.
— Спасибо. Волин с некоторой дрожью подумал: выдержит ли он еще одно путешествие в местном лифте. Решил не рисковать и спустился по лестнице. Благо недалеко, всего два этажа. А там… прямо по списку и пойдем. Тот, кто отвечает за везение, видно, решил сжалиться. Первый же врач, к которому обратился Волин, посмотрев схему, кивнул:
— Брюнетка. Лет двадцати трех, да? Высокая такая. Ну, как же, помню. Внешность потрясающая. Голливуд отдыхает, — он заглянул в бумагу, как в прошлое, и повторил: — Конечно, помню. Такие женщины запоминаются на всю жизнь. И захотите забыть — не получится.
— Хорошо, что помните, — пробормотал Волин. Врач, продолжая крутить схему в пальцах, посмотрел на посетителя:
— С ней что-то случилось?
— Вообще-то случилось. Эту девушку убили несколько дней назад. Лицо врача вытянулось и застыло, словно его залили невидимым цементом.
— Да что вы? — Дрогнули и опустились уголки губ, что, по-видимому, должно было означать сожаление. Он машинально принялся складывать схему. Сперва пополам, затем еще раз пополам, затем еще и еще, пока не остался крохотный неровный квадратик. — Надо же. Обидно-то как. В глазах врача появилась странная отрешенность. Такое выражение Волину приходилось видеть и раньше. У людей, которым довелось невольно прикоснуться к чужой смерти. Свидетельство того, что человек вспомнил о бренности бытия и слепом случае.
— Надо же, — повторил врач. — Такая красавица, — вздохнул и добавил: — Была. Прямо в голове не укладывается. Неужели такое возможно?
— Возможно, возможно, — ответил Волин жестче, чем ему хотелось бы. Он достал из чемоданчика фотокарточку: снятое крупным планом лицо убитой девушки. — Посмотрите внимательно. Это она? Врач несколько секунд вглядывался в залитое кровью, обрюзгшее лицо. Пальцы его все мяли и мяли схему. Наконец он медленно пожал плечами:
— Черт его знает. Вроде.
— Вроде или она?
— Трудно сказать. Смерть так меняет человека…
— Понятно, — Волин положил фотографию на стол. Здесь ему «не светило». Стоматолог, в общем-то, прав. Смерть меняет человека. Иногда до неузнаваемости. — Скажите, вы заносите в медицинскую карту фамилию, адрес, телефон?
— Да, — рассеянно ответил врач и снова посмотрел на карточку. — Конечно. Заносим.
— Мы можем посмотреть карту этой девушки? Врач шумно вздохнул, с удивлением посмотрел на схему, превратившуюся в неопределенного цвета шарик, перевел взгляд на Волина и пробормотал:
— Извините.
— Ничего, — Волин не без интереса наблюдал за ним. — Она мне больше не понадобится.
— Да-да, — кивнул врач и поднялся. — Сейчас я принесу вам карту. — Он осторожно положил шарик на стол, пояснил: — Фамилия и инициалы есть в компьютере, а адрес и телефон заносятся только в персональную карту. За ней придется идти в регистратуру. Волин взял со стола шарик, тщательно расправил и спрятал в карман. Пока врач ходил в регистратуру, он осматривал кабинет. До чего же это не было похоже на стоматологию его детства. Попав сюда, сразу убеждаешься — наука сделала гигантский шаг вперед. Огромный. Тотальная коммерциализация общества коснулась и такой весьма далекой от коммерции области, как зубная боль. Врач вернулся минут через десять. Ему удалось взять себя в руки, и теперь он выглядел гораздо спокойнее.
— Вот, — врач положил на стол пухлую карту.
— С вашего позволения… Волин тщательно переписал в толстый ежедневник адрес, место работы, телефон и фамилию, значащиеся на первой странице. Он надеялся, что нашел именно ту девушку, которую искал. Врач наблюдал за ним, как безнадежный больной за гробовщиком. Волин убрал ежедневник в кейс.
— Спасибо. У вас удивительная память.
— У меня? — Врач усмехнулся с налетом мрачности. — Это профессиональное. Зубы, прикусы, пломбы. Уже во сне снятся.
— Тем не менее.
— Пожалуйста. Не за что.
— Последний вопрос, — Волин постучал пальцем по карте девушки. — Эта девушка лечилась платно?
— Да, — врач кивнул. — Платно. Мы не лечим пародонтоз в некоммерческих отделениях. У нас все-таки не районная поликлиника, а институт. Только если попадаются любопытные случаи, сопровождающиеся пародонтозом.
— Лечение дорогое?
— Для кого как. Для учителя или библиотекаря, конечно.
— Спасибо. Это все, что меня интересовало, — Волин протянул руку.
— Да ради бога, — пробормотал хозяин кабинета, отвечая на рукопожатие. — Но настроение вы мне испортили безнадежно. Волин не нашелся, что на это сказать.
* * *
Вечеринка удалась. Честно говоря, Маринка думала, что будет хуже. Банковские празднества ассоциировались у нее с дешевыми плебейско-барскими замашками, с поведением «как в лучших домах», с шампанским — залпом, на выдохе, и икрой — ложками, братцы, ложками. С тарталетками — килограммами и хорошей водкой — но рекой, до нажора. Музыку — на всю. А ну, подать сюда тазик оливье, я буду падать в него мордой. «Как жизнь, Вася?» — «Удалась». Лососины!!! Ло-со-си-ны!!! Что-то такое из отечественных кинофильмов, изображающих разудалый нэповский угар. Нет. Было весело. Никто не потрясал бумажниками и не швырял в воздух крупные купюры. Посидели, выпили, закусили. Очень просто, по-домашнему, но с небольшой коррекцией в сторону сегодняшних финансовых перемен. Картошка, котлетки «по-киевски», салатики, колбаска, горы фруктов, зелени и море выпивки. Коммерческий директор, веселый, бородатый, довольно молодой и обаятельный мужик, одетый — подумать только! — в свитер и джинсы, играл на гитаре и душевно, с накатывающей ностальгией, пел каэспэшные песни. Кое-кто подтягивал. Маринка в том числе. Забавно, она-то думала, что «фрегат давным-давно утонул», ан нет, плывет еще, родимый, плывет. Застолье времен «кухонных» семидесятых, перенесенное вдруг в конец девяностых.
— Ну как тебе? Мишка наклонился к ней. Он нетвердо улыбался. Выпито было уже изрядно, даже для стойкого Мишки. Маринка улыбнулась в ответ:
— Здорово. Я боялась, что будет по 35 prime›шло.
— Вот поэтому многие и решили обойтись без жен, — Мишка мотнул головой в сторону директората. — Женщины, понимаешь, выходят замуж за банкиров, а не за каэспэшников с физтеха. Банкирши, — он засмеялся тихо. — Высший свет, блин. Понимаешь?