Книга С прискорбием извещаем - Рекс Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бесс Хадлстон умерла, — сказал я.
— Оставь меня в покое, — произнёс он брюзгливо. — Я делаю все, что могу. Скоро кто-нибудь получит очередное письмо, и тогда…
— Нет, сэр. Писем больше не будет. Я констатировал факт. В пятницу вечером у мисс Хадлстон появились первые признаки болезни — очевидно, столбнячные бациллы попали в организм через ранку на большом пальце ноги. Около часа назад она умерла. Я разговаривал с Мариэллой, её голос дрожал от горя.
— Столбняк? — Вулф мрачно уставился на меня.
— Да, сэр.
— Мы упустили гонорар в пять тысяч долларов.
— Мы не упустили бы его, если бы вы соблаговолили вовремя пошевелить пальцем, вместо того чтобы…
— Я был бессилен, и ты это знаешь. Я ждал следующего письма. Отложи дело в архив. Я рад, что от него избавился.
Я не разделял его настроения. Просматривая в кабинете материалы дела, состоявшие из письма миссис Хоррокс, фотокарточки Джанет, двух представленных мной отчетов и нескольких надиктованных Вулфом примечаний, я чувствовал себя так, словно покидал бейсбольный матч при ничейном счёте. Но, видимо, так уж все получилось, и изводить Вулфа было бессмысленно. Я позвонил Джанет, спросил, не могу ли оказаться чем-то полезен, и она ответила слабым уставшим голосом, что нет.
Согласно объявлению, появившемуся в «Таймс» на следующее утро, траурная церемония должна была состояться в среду после обеда в Белфордской мемориальной капелле на Семьдесят третьей улице. Там соберутся родные, близкие, знакомые Бесс Хадлстон — большая толпа, даже несмотря на август, — соберутся на её последнее чествование. С прискорбием извещаем… Я решил пойти. Насколько я себя знаю, вовсе не для того, чтобы полюбопытствовать или ещё раз взглянуть на Джанет. Ходить на траурные церемонии глазеть на девушек — не в моих правилах, даже если эти девушки неплохо танцуют. Назовите это предчувствием. Нет, я не увидел там ничего криминального. Я увидел непостижимое. Я проследовал мимо гроба в веренице людей, потому что, заметив их издалека, отказался верить глазам. И лишь подойдя вплотную, убедился, что все было действительно так. Восемь черных орхидей. Восемь черных орхидей, которые не могли взяться больше ниоткуда на свете, и карточка с инициалами, как он имел обыкновение их нацарапывать: «Н. В.».
Когда я вернулся домой и в шесть часов Вулф спустился из оранжереи, я не стал заводить с ним разговор на эту тему. Я решил, что пока не стоит. Требовалось поразмыслить.
Вечером того же дня в дверь позвонили, и, отправившись открывать, я обнаружил, что на крыльце стоит не кто иной, как мой давний коллега — инспектор Кремер из отдела по расследованию убийств. Изобразив на лице неописуемый восторг, я поздоровался и проводил его в кабинет, где Вулф расставлял на карте Европы очередные пометки. Они обменялись приветствиями, после чего Кремер уселся в красное кожаное кресло, достал носовой платок, отер им выступившие на лице капельки пота, сунул в рот сигару и впился в неё зубами.
— У вас появились седые волосы, инспектор, — заметил я. — Очевидно, организму не хватает физических упражнений. Такой интеллектуальный работник, как вы, обязательно должен…
— Ей-Богу, Вулф, не понимаю, почему вы его до сих пор держите. — Кремер кивнул на меня.
— Однажды он спас мне жизнь, — проворчал Вулф.
— Однажды! — возмутился я. — Да я ежедневно…
— Помолчи, Арчи. Чем могу быть вам полезен, инспектор?
— Тем, что расскажете, какое поручение выполняли для Бесс Хадлстон.
— Вот как? — Брови Вулфа приподнялись. — А почему это интересует вас, сотрудника отдела по расследованию убийств?
— Потому что все управление уже буквально воет от одного назойливого типа — её братца. Он утверждает, что Хадлстон была убита.
— В самом деле?
— Да.
— И он располагает уликами?
— Отнюдь.
— Тогда зачем морочить мне голову? И себе заодно?
— Затем, что от него не так-то просто отделаться. Он уже ходил к комиссару. И хотя у него нет никаких доказательств, все-таки есть один аргумент. Изложить?
Вулф откинулся на спинку кресла и вздохнул:
— Да, пожалуйста.
— Итак, он принялся за нас в прошлую субботу, четыре дня назад. Столбняком она заболела днем раньше. Полагаю, мне нет необходимости рассказывать о том, как она поранила ногу, поскольку Гудвин при этом присутствовал и…
— Да, я в курсе.
— Так я и думал. Дэниел утверждает, что столбнячная палочка не могла попасть в организм его сестры через этот порез. Осколок стекла, завалившийся в её туфлю, когда поднос со стаканами ударился об землю, был совершенно чистым. Туфли — новыми. А босиком она не разгуливала. Он говорит, что в такой ситуации просто непостижимо, как бацилла могла проникнуть в кровь, да ещё в количестве, вызывающем такой скорый и тяжелый приступ. В субботу я отправил туда человека, но доктор не позволил ему повидать больную…
— Доктор Брейди?
— Совершенно верно. Однако братец не оставил нас в покое, а после смерти сестры даже удвоил активность, поэтому вчера утром я послал туда двоих ребят, чтобы во всем разобраться. Скажите, Гудвин, как выглядел осколок — тот самый, который оказался в её туфле и стал причиной трагедии?
— Я не сомневался, что истинная цель вашего прихода — повидаться со мной, — произнёс я, потупясь. — Это был осколок толстого голубого стакана. Их разбилось несколько.
Кремер кивнул.
— Все сходится. Мы отослали туфли в лабораторию, но никаких столбнячных палочек на них обнаружить не удалось. Конечно, существовали другие возможности: скажем, инфекция проникла через йод или марлю. Поэтому заодно мы отправили в лабораторию все медикаменты из аптечки, но марля оказалась стерильной, а йод — самым обыкновенным, и никакие микробы, естественно, в нем существовать не могли. В подобной ситуа…
— Последующие перевязки, — пробормотал Вулф.
— Исключено. Когда доктора Брейди вызвали к заболевшей в пятницу вечером, повязка, наложенная им во вторник, была нетронутой.
— Постойте-ка. Знаю! Честное слово, знаю! — вмешался я. — Орангутан. Он щекотал ей ногу и мог занести…
Кремер помотал головой.
— Мы проверили. Один из опрошенных — племянник — высказал такое предположение. Лично мне оно показалось притянутым за уши. Но версия есть версия. Доктор Брейди…
— Прошу прощения, — перебил Вулф. — Вы беседовали со всеми. Неужели мисс Хадлстон ничего не сказала им перед смертью? Хоть одному?
— Практически ничего. Вам известно, что делает с человеком столбняк?
— В общих чертах.
— Отвратительное зрелище. Он действует как стрихнин, только ещё хуже, потому что не отпускает ни на минуту и мучения тянутся дольше. Когда в пятницу вечером туда приехал Брейди, лицевые мышцы уже были скованы судорогой. Чтобы облегчить страдания, он ввел ей авертин и продолжал делать инъекции до самого конца. Мой человек побывал там в субботу вечером, к тому времени больную скрутило почти вдвое. В воскресенье она объяснила сквозь зубы, что хочет со всеми попрощаться. Брейди подводил их к ней по одному. Я собрал показания. Ничего существенного из того, что можно было бы ожидать. Всего несколько слов каждому. Дэниел порывался сказать сестре, что причина её смерти — не трагическая случайность, что это убийство, но сиделка и доктор Брейди увели его.