Книга Быть бардом непросто - Дарья Ковальская

Нам выделяют один из домов на окраине. Он пустует, но к нашему приходу в камине разжигают огонь, и комната оказывается относительно протопленной. На столе, кстати, кастрюлька с пирожками.

Открываю дверь, оглядываюсь, оборачиваюсь к шагающему следом светлому и с грохотом ее закрываю. Где тут засов? Ага.

В дверь вежливо стучат.

— Э-э, Фтор, ты ничего не забыл?

— Нет.

Довольно оглядываю пару лавок, которые можно поставить рядом и постелить сверху шкуру из моего седельного мешка. Будет тепло и уютно. Не хуже, чем дома, скажу я вам. Даже круче. Ибо там отец за шкуру прибил бы, напомнил бы о благородном аскетизме и расстелил бы ее на собственной лавке.

— А я где ночую? — слышится из-за двери.

— Можешь переночевать у старосты. Он явно будет тебе рад.

— Не смешно. Фтор, впусти. Тут льет как из ведра, а я, кх-кх, кажется, слегка простужен.

Кошусь на дверь. Отец рассказывал о светлых эльфах как о существах изнеженных и к жизни слабо приспособленных: на земле спать не могут, пол пещеры кажется им слишком холодным и жестким… А если и впрямь заболеет? Впрочем, мне-то какое дело. Тем более что староста и впрямь будет ему очень рад.

— Прости, но темный эльф еще никогда не делил свой кров со светлым, — нахожу отговорку, изучая пирожки.

— Это не твой кров.

— Но и не твой. И вообще, ты извращенец!

Тишина.

— Боишься моих объятий? — ехидно осведомляется светлый из-за закрытой двери.

Пирожки как-то резко начинают казаться несъедобными и дурно пахнущими.

— Убью! — Стараюсь оставаться хладнокровным.

О боги, что бы сказал папа, если бы узнал, что меня преследует светлый, да еще и парень? А ничего бы не сказал. Аида — кастрировал бы, меня бы — женил в срочном порядке. После чего мой народ еще три столетия воевал бы с Вечным лесом, который просто не смог бы простить такого надругательства. Хотя… магическая кастрация не так уж и страшна. Наверное. Но в любом случае — это позор для мужчины.

— Я не буду тебя обнимать. Целовать тоже. И вообще, я пошутил!

— Ага. Еще скажи, что я не милый.

— Ну ты довольно мил. Со своими подвижными ушками, вечно встрепанными волосами, фиалковыми глазками и постоянным упрямством на мордашке… — отвечает светлый задумчиво.

Отодвигаю кастрюльку с булочками. Аппетит пропадает напрочь.

— Сам ты милый!

— Правда?! — спрашивает он с надеждой.

Скриплю зубами. Аид должен был оскорбиться.

— Чего ты вообще ко мне привязался?

— Кх-кх. Да так, кх. Грустно стало, одиноко. Дай, думаю, с тобой попутешествую, развеюсь.

— А может, выберешь себе кого-нибудь другого? — предлагаю без особой надежды.

— У тебя есть, кх, на примете, кх-кх, знакомый темный эльф, который сможет со мной попутешествовать?

— …Нет. Они тебя как капусту нашинкуют.

— Кх-кх, кх-кх, кх. Кх. Кх…

Тишина. Смотрю на дверь, прислушиваюсь.

— Эй. Ты еще там?

Подхожу к двери, пытаюсь выглянуть в окно. Но все, что могу различить, — пару сапог и бледную кисть руки неподалеку.

Вздыхаю, подхожу к двери и резко ее открываю, отдергивая затвор. На пол падает мокрый эльф с посиневшими губами. Глаза закрыты, дышит часто. Надо же, и впрямь замерз.

— Вот, гхыр.

Остаток ночи и весь следующий день я лечу Аида. Укладываю его (на мой плащ, кстати), стягиваю мокрую одежду и накрываю тремя шкурами. Магия лечения мне всегда давалась довольно слабо, так что приходится готовить настой из лечебных трав. Ингредиенты я привез с собой, так что главной проблемой оказывается вливание варева в горло «умирающего». Больной всячески противится этому, сжимает зубы и мычит что-то вроде: «Боже, какая вонь!»

Но я делаю это: вливаю-таки настой, после которого Аида рвет полчаса подряд (это, кстати, хороший признак: значит, лекарство подействовало). А чтобы не допустить обезвоживания, заставляю его выпить еще полтора ведра чистой воды, которую щедро выделил староста (поначалу он был не слишком щедр, но выбитая дверь, мой окосевший с недосыпа взгляд и приставленный к горлу кинжал подняли уровень его гостеприимства до отметки «все для вас»).

Вечер следующего дня. Солнца медленно заходит где-то в отдалении, путаясь лучами в кронах деревьев. Я лежу на свободной лавке, мечтая хоть немного вздремнуть. Светлый хрипит неподалеку, поправляя мокрую тряпочку на лбу.

— Фтор. — Аид зовет так тихо и жалобно, что приходится открыть правый глаз.

— Да?

— Спасибо. Я… приболел еще дня три назад. Дождь меня доконал.

— Не за что.

— Вряд ли до этого хоть один темный эльф помогал выжить светлому.

Это факт. Но я нарушил уже столько устоев и традиций, что одной больше, одной меньше — не имеет особого значения.

— Не говори никому.

Так. На всякий случай. Есть ведь крохотный шанс, что когда-нибудь я героически вернусь в родные пенаты.

— Ладно. И прости.

Хм? Это уже любопытно. Светлый просит у темного прощения. Об этом даже в легендах ни разу не упоминалось.

— За что? — приподнимаю правое ухо и смотрю на лежащего на противоположном конце комнаты эльфа.

— За то, что дразнил. Я не извращенец.

Сжимаю зубы и стараюсь не выдать собственных эмоций.

— А зачем дразнил?

— Ты забавный. Подпустил меня на расстояние удара, не выказывал агрессии, что бы я ни говорил. Думаю… мне просто хотелось нащупать твой предел.

— Чего? — Чего это он там хотел нащупать?

— Я хотел понять, насколько ты искренний. Редкий случай, когда темный эльф, взрослея, в душе остается ребенком.

Фыркаю, но не лезу в спор. Что он обо мне знает? В сущности — ничего.

— Сколько тебе?

— Сто двадцать.

Это его пронимает. От удивления он даже голову приподнимает с подушки и ошарашенно разглядывает меня.

— Знаешь, а твои родители?..

— Они только рады, что я смылся, уж поверь. Тем более что меня должны были со дня на день женить.

Глаза эльфа становятся совсем круглыми.

— Женить? Тебя? Но ты… ребенок!

— Ты тоже не очень-то взрослый. Слишком явно демонстрируешь эмоции.

Эльф успокаивается, чуть пожимает плечами и снова отворачивается.

— Н-да. Жизнь иногда преподносит сюрпризы.

— Ты все еще собираешься выполнить обещание?

— Какое?