Книга Разлучница - Эллина Наумова

Ася поняла, что вот-вот заблудится в безответных вопросах. Стоит ли? Кира Петровна и Виолетта случайно повстречались в ее воображении, их нужно быстренько снова развести и из суеверного страха перед неприятными сюрпризами не вспоминать вместе. И вдруг последний вопрос робкой осенней бабочкой опустился на вянущее Асино настроение: «А что станет со мной?» Бабочка сложила крылышки, демонстрируя некрасивые темные их стороны, и замерла, вероятно надолго.

* * *

Но Виолетта, невольно столкнувшая Асю с твердыни покоя в топь беспокойства, сама же ее обратно и втащила. Она позвонила дня через три:

– Ася, мне хотелось бы вас увидеть. Приходите к моей подруге, если вы не против общения со мной. Нет-нет, это удобно. О, замечательно. Я почему-то знала, что вы не откажетесь.

Она продиктовала адрес шикарного дома в центре. Ася удивилась и быстро собралась. Кира Петровна, помнится, безропотно осталась с подросшей Дашей, и Асе было легко, если не весело. Несколько раз она с мужем забредала к его сослуживцу в невероятно просторную квартиру, помнила перечень весьма обеспеченных и высокопоставленных соседей и увлеченно гадала, с кем может дружить Виолетта. Ни в одном из трех подъездов нужного номера она не нашла. И, лишь попытав игравших во дворе детей, была направлена на узкие неудобные ступени, круто стремившиеся ниже уровня асфальта, к растрескавшейся бетонной площадке и облупленной двери, похоже бывшей дворницкой. Звонка не было. Ася постучала и, увидев на пороге Виолетту, перевела дух.

Как же отличалась эта нора от верхних хором. Чей-то великолепный паркетный пол возлежал на неровном потолке полуподвала – над ниточкой длинного мрачного коридора, двумя крохотными комнатушками и еще одной, казавшейся большой лишь по сравнению с первыми. И над кухонькой без окон, где единственный стол поместился между плитой и раковиной явно вымоленным у Бога чудом, а готовящий на этой плите человек обречен был стоять в коридоре. После такого парализующего контраста подруга Виолетты уже ничем не могла поразить Асю. Однако поразила.

Она была очень хрупкой. И светлой всем – кожей, волосами, глазами, одеждой. Ей исполнилось семьдесят пять лет. Ася взглянула на Виолетту уважительно и недоуменно: старенькую светлость можно было считать наставницей или объектом тимуровской помощи, но никак не подругой. Но, представляя хозяйку гостье, Виолетта снова подчеркнула:

– Марта Павловна, художник-график, мой чудесный друг.

Обилие слов мужского рода заставило Асю подумать о Кире Петровне и несколько принужденно заулыбаться. Она протянула Марте Павловне торт, шампанское и цветы. А та воскликнула:

– Не нужно, что вы, это так дорого!

Виолетта посмотрела на Асю укоризненно и расстроилась лицом, но гостье рядом с обеими женщинами вдруг стало так хорошо, как с родными в момент воспоминаний о детских шалостях, и вышвыривать принесенное в форточку, лишь бы они успокоились, она не собиралась.

– У меня сегодня день рождения, – вдохновенно соврала Ася. – Знакомых полон город, а отметить не с кем. Ваше приглашение вывело меня из депрессии.

Замолчав, лгунья ощутила какое-то гнусавое, ноющее недовольство собой: слишком предопределенной, мистической выглядела их сегодняшняя встреча в таком обосновании. Но мимические морщины на лбу художниц доверчиво разгладились, будто натруженные ладони сострадания прошлись по живой коже.

– Бывает, – сказала Марта Павловна самым обычным женским голосом, но Ася и его восприняла как мягкий и чистый. – Грустить вам не запретишь, а вот немного забыться мы поможем, являясь для вас чем-то новеньким и случайным.

– Я бы хотела каждый свой день рождения отмечать с новыми людьми, – воодушевленно подхватила Виолетта. – В этом что-то есть…

– Во всем, даже в компании старых приятелей что-то есть, – улыбнулась Марта Павловна. – Идите в комнату, располагайтесь, я тут похлопочу пару минут.

Они долго-долго разговаривали в тот вечер. Возникшая откуда-то к чаю Варюша уже давно спала в постели Марты Павловны, и остатки торта были припрятаны для нее в облезлый холодильник. Трижды ставили чайник. Хозяйка принесла масло, Виолетта достала из своей сумки батон. Они тонко смазали по кусочку, припорошили сверху чуточкой сахарного песка и привычно ели, запивая несладким чаем. Ася не смогла бы так питаться день за днем много лет подряд. А сохранившей идеальную фигуру Марте, видимо, приходилось. Ася не заснула бы на жестком пружинном диване, не усидела бы на расшатанных венских стульях. В трех комнатах всего-то и мебели скучало: диван, железная кровать, два стола – обеденный и письменный, четыре стула, два табурета и тяжелый, с помутневшим зеркалом платяной шкаф тысяча девятьсот тридцать девятого года выпуска. Не только штор, но и карнизов для них не было. Не было люстр и настольных ламп, ковров, паласов и дорожек. Телевизора не было. Пустота и чистота сожительствовали в этом доме с Мартой Павловной. Но картонные папки с работами от огромных, вызывающих у непосвященных оторопь до маленьких, школьных, подпирали стены, лежали на полу и на подоконниках. Множество книг и альбомов с репродукциями колоннами в половину человеческого роста стояли по углам. Ася видела такое впервые. У нее были молодые неустроенные приятели-художники, но в их пристанищах всегда находилось что-то необычное – огородное пугало в хозяйских обносках, свеча в два обхвата со сложной резьбой, занавески из линялых головных платков, даже покрывало из разномастного нижнего белья. Ася осторожно сказала об этом.

– Я уже давненько так не развлекаюсь, – понятливо закивала Марта Павловна. – А внучки мои грешат подобным образом вовсю. Да ведь к ним молодежь захаживает.

– Внучки? – автоматически озираясь, переспросила Ася, которая почему-то решила, что художница одинока и Виолетта с Варюшей – единственное утешение достойной старости. Гостью по-настоящему разобрало любопытство, и она попросила: – Марта Павловна, представьте, пожалуйста, свою автобиографию неуемной полуночнице.

Похоже, хозяйка не забыла, что обещала помочь гостье забыться. И принялась бесстрастно рассказывать, разрешив бесцеремонно прервать себя, когда надоест.

– Я выполняю вашу волю, Ася, развлекаю собственным былым, чтобы знали, к кому вас однажды занесла судьба в день рождения. Думы опускаю. И если нашим отношениям суждено продолжиться, мы больше не станем возвращаться к моему прошлому. Во-первых, у вас есть свое. Во-вторых, у нас с вами есть настоящее.

«А я испугалась, что вы будете потчевать меня сухарями памятных вам дат и событий постоянно», – чистосердечно ответствовала Ася, правда не вслух.

Марта Павловна родилась в большом уральском селе в семье учительницы и ветеринара. Дяди со стороны матери были священниками, со стороны отца – военными. После такого начала Ася взволновалась и какое-то время была не в состоянии слышать Марту Павловну. Ибо Кира Петровна родилась крестьянкой в соседнем селе всего на четыре месяца позже Марты Павловны. Не будь этого удивительного совпадения, Асе в голову не пришло бы сравнивать старух. Но, настроившись на сопоставление, она уже не могла расслабленно, пропуская половину мимо ушей, внимать хозяйке. Ту, кажется, удивило выражение отчаянной заинтересованности, возникшее вдруг на лице гостьи, но она не изменила тона. А Ася вовсю заработала головой. И, слыша, что мать Марты желала развивать в своих не очень сытых дочерях дарования, отмечала про себя, что мать Киры хотела только накормить своих девочек. И той и другой было трудно – город питала и одевала голодная, босая и голая деревня, хоть земледелием и скотоводством в ней занимайся, хоть учительствуй и ветеринарствуй. Но сестра Марты Павловны отлично играла на рояле и стала врачом – жизнь заставила. А сестра Киры Петровны была самой сообразительной из шестерых детей и осталась в деревне выхаживать телят – времени на учебу не хватило. Замужество Киры Петровны и распределение после окончания заочного педагогического техникума Марты Павловны почти одновременно привело их в чужой, переполненный непонятными деревенским девушкам комплексами город. Марта сразу поступила в художественное училище и принялась упоенно образовываться. Кира, не стесняясь своей «темноты», тоскуя по аду огородничества, устроилась принимать телеграммы на почту. Вообще-то она закончила восьмилетку, а в городе муж через друзей за бутылку выправил ей аттестат вечерней школы. Но она не видела смысла в учении. Война отняла молодых мужей у обеих. Кира ухитрилась выйти замуж вторично и родила мальчика. Марта Павловна осталась вдовой с сыном и связывать себя новым браком не захотела. А может, не смогла. Асе, когда речь шла о состоявшихся жизнях, причины итогов не казались важными. Как бы то ни было, поднимать ребенка Марте Павловне пришлось одной. Она с утра до ночи пропадала в реставрационной мастерской и была вынуждена отказаться от любимой живописи, требующей естественного освещения, и заняться графикой.