Книга Океан - Альберто Васкес-Фигероа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Люди уже не любят меня так, как раньше.
Себастьян не нашелся что ответить, ибо даже для него сестра из прелестной и озорной девчушки превратилась в таинственное и незнакомое создание.
Они долго сидели молча, каждый погрузившись в свои мысли, устремив взоры на покрытое ночным мраком море и на маленький, беспрерывно мигающий вдали огонек, пока вдруг не заметили, как чья-то спичка зажглась метрах в десяти от лестницы, как раз у самой воды. Пока она медленно горела, разжигая кончик сигареты, на них в упор смотрел какой-то человек.
Сколько времени он находился здесь, никто не знал, но было очевидным, что наблюдал за домом он уже давно, явно не скрывая своего присутствия.
— Пожалуйста! — взмолилась Айза. — Это человек меня пугает.
— Хотелось бы знать, зачем он здесь рыщет.
— Оставь его! Берег принадлежит всем, и он имеет право находиться там, где хочет.
— Ему незачем крутиться возле нашего дома в такое время… Он хочет напугать тебя.
— Ему это уже удалось, но я не хочу, чтобы я снова стала причиной несчастья.
Довольный тем, что ему удалось достичь желаемого, Дамиан Сентено сделал глубокую затяжку, дав сигарете сильнее разгореться, и выбросил ее в море. Огонек прочертил длинную дугу в воздухе и исчез в темноте, превратившись в тень среди теней.
* * *
Они прибыли на следующий день в полдень, и их было шестеро.
Кое-кто из них тоже хвастался своими татуировками, а некоторые в них и не нуждались, ибо их внешний вид и манера держать себя ни у кого не оставляли сомнений в том, что люди эти — самые настоящие мерзавцы, бывшие заключенные, отчаянные головорезы.
Они прибыли ровно в полдень, словно специально выбрали время для того, чтобы произвести впечатление на собравшихся на берегу перед таверной стариков, как всегда обсуждавших происшествия, приключившиеся за неделю рыбного промысла. Вспоминали они и о несчастье, произошедшем на Плайа-Бланка.
Кое-кто из женщин, чистивших рыбу, стиравших белье или посматривавших в окна свои кухонь, пока готовили обеды, тоже видели чужаков. Они, не откладывая дела в долгий ящик, поспешили оповестить своих мужей, отдыхавших после ночного лова. И вот уже все селение, храня молчание, смотрело на чужаков, пока те выходили из больших, покрытых пылью автомобилей, громко приветствовали и крепко обнимали Дамиана Сентено и друг за другом входили в большой дом, принадлежавший Сенье Флориде, который с превеликим удовольствием она сдала этому беспутному мерзавцу за двадцать дуро в месяц.
Дом Сеньи Флориды, белый, просторный, всегда хорошо проветриваемый, хранил за своими стенами настоящее сокровище — единственное дерево на целой трети южной части острова Лансароте. То была мимоза, по весне покрывавшая землю мягким желтым ковром и неизменно вызывавшая восхищение детворы, почти не привыкшей к цветам. Мимоза стояла на вершине скалистой возвышенности, закрывавшей с востока небольшой пляж и бухту вместе с кучкой беленых домов.
Дом Пердомо Марадентро, который закрывал пляж с другой, западной, стороны, стоял чуть ниже и находился на расстоянии чуть более чем в шестьсот метров, если идти напрямую. С самого первого дня Аурелия заметила — впрочем, не заметить этого было сложно, так как чужаки не считали нужным скрываться, — как какой-то незнакомец постоянно наблюдал за их домом в длинную, отливающую золотом подзорную трубу, в линзах которой плясали блики жаркого солнца.
— Чего они хотят добиться?
— Хотят запугать нас.
— Еще больше? Не думаю, что это вообще возможно.
— Наверное, они хотят подловить нас, узнать, где скрывается наш сын.
— Они нас плохо знают!
— Естественно… Они плохо нас знают, — согласился Абелай Пердомо. — Однако и мы их плохо знаем. Один Бог ведает, на что они способны. — Он сделал паузу. — Этот человек, что называет себя Дамианом Сентено, выглядит настоящим мерзавцем… Одним из тех, кто во время войны глумился на площадях над красными, словно речь шла о быках на арене. А ведь все это было недавно. Совсем недавно!
— Прошло десть лет.
— Для некоторых этих десяти лет не было. Война для них никогда не кончится. И дон Матиас, должно быть, один из таких людей. — Он замолчал на несколько мгновений, словно стыдясь того, что должен был сказать. — Я трижды пытался встретиться с ним, хотел рассказать правду о случившемся и объяснить, что Асдрубаль готов повиниться, если только над ним учинят справедливый суд. Однако он отказался принять меня. Велел передать, что подобные вещи словами не решаются.
— Естественно, не решаются, — согласилась Аурелия, прекратив на мгновение вытирать посуду и пристально посмотрев на мужа. — А что тут может решиться? Его сын мертв, и никто не сможет вернуть его к жизни. Я его понимаю. Я бы такого не перенесла, хотя у меня есть другие дети, а у него нет. Должно пройти время, и немало.
— Дон Матиас не тот человек, которого время сделает мягче, — возразил ей Абелай. — Скорее оно его уничтожит, сгрызет, как голодный пес кость. Оно растерзает его душу, и от этой боли он лишь сильнее разозлится. Такое часто происходит с людьми с материка: морской ветер не уносит их дурных мыслей. Они прячутся в себя, словно черепахи в свой панцирь, и позволяют страданиям грызть себя изнутри.
— Я и сама с материка, — напомнила ему жена. — Лагунера[8], помнишь? Но я никогда не вела себя подобным образом.
— С материка? — весело улыбнулся муж. — Ты полжизни провела в этом доме, на самом берегу моря. Ты пропахла смолой и родила двух сыновей-рыбаков и дочь, которая проводит больше времени промокшей, чем сухой. С материка, скажешь тоже! Видать, океанскими ветрами тебе выдуло последние воспоминания. Скажи, сколько времени прошло с тех пор, как ты последний раз видела проливной дождь, такой, который каждый вечер идет в Ла-Лагуне?
— С тех пор, как родилась дочь.
— Шестнадцать лет уже, ты понимаешь? Мы здесь живем совсем другой жизнью, война прошла мимо нас. Войны — дело людей с материка. Нас же, людей моря, больше заботят рыбная ловля, предстоящий шторм или возможный штиль, когда обвисают паруса. Океан огромен. Никто не может его измерить. Никто не может завладеть ни единой его частицей, ибо он не признает хозяев, а тот, кто ставит на нем свою отметку, рано или поздно оказывается в пучине. Поэтому мы, когда все-таки уходим на войну, делаем это по приказу людей с материка.
— И как же все это связано с нашим Асдрубалем?
— Люди с материка не меняются, они остались такими же, какими были во время войны. Дон Матиас думает, что смерть его сына принесла в наш дом радость. Он также считает, что мы были бы рады завладеть его деньгами и виноградниками. Богатые люди, как правило, живут в придуманном мире, полагая, что мы спим и видим, как бы только урвать часть их богатства. Да на кой черт мне их земля?! Мне ненавистна сама мысль о том, что я могу быть хозяином клочка земли! По мне, так я бы все время спал в море.