Книга Один маленький грех - Лиз Карлайл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За недели, прошедшие после смерти матери, она привыкла обходиться своими силами. Отчасти поэтому она пришла к мысли, что у Сорчи должен быть настоящий дом. И ей нужен хороший родитель. Эсме не была уверена, что отвечает требованиям, предъявленным к хорошим родителям. Но бесстыжий хозяин дома еще меньше годился на эту роль.
Уэллингз принес горячей воды и, многословно извинившись зато, что постель не была должным образом проветрена, пожелал Эсме покойной ночи и прикрыл за собой дверь. Эсме подошла к двери и повернула ключ. Смешанное чувство облегчения и печали охватило ее. Мать лежала в могиле. Любимая Шотландия была далеко.
Но сегодня ночью они были в безопасности. На эту ночь у них есть хорошая кровать, а утром они могут рассчитывать на хороший завтрак. Казалось бы, так мало. Но теперь эту малость трудно было переоценить.
О, как ей хотелось быть старше и мудрее — особенно старше. Через восемь лет она сможет получить дедушкино наследство — довольно большое, как ей представлялось. Но восемь лет — большой срок. Сорче почти исполнится десять. А до тех пор их жизнь будет зависеть от сообразительности Эсме, ее ума, если он вообще у нее есть. Как было бы хорошо, если бы возвратилась тетя Ровена!
Эсме вернулась к Сорче. Малышка спокойно спала. Эсме села на кровать, силясь не заплакать. У нее не было опыта ухаживания за детьми. И ей, конечно же, не следует жить в этом доме. Как ни мало разбиралась Эсме в таких вопросах, это она понимала.
Сэр Аласдэр Маклахлан оказался еще хуже, чем она ожидала. Он был не просто закоренелым распутником, он еще и не находил в этом ничего предосудительного. И он оказался удивительно красивым, слишком красивым, чтобы это пошло ему на пользу, — на беду женщин. Даже когда он сердился, в его глазах стоял смех, словно он ничего не принимал всерьез, а его волосы, пусть растрепанные, скрутились в золотые локоны и блестели в свете лампы.
Когда он поцеловал ей руку, странное ощущение появилось у нее где-то в животе. Наверное, так и бывает, все так и переворачивается внутри, когда тебя целует опытный развратник, решила она. Хуже всего было то, что он так и не вспомнил мамочку. Боже, как неудобно ей было! Но Эсме оставила свою гордость в шестистах милях отсюда, и она боялась, что дальше будет еще хуже.
Смертельно уставшая, но возбужденная, она вернулась в курительную комнату, освещенную единственным канделябром, от неверного света которого на стены и полки ложились изменчивые тени. Она легла на видавший виды старый диван и сразу же почувствовала теплый, уже знакомый запах. Маклахлан. Ошибиться было невозможно. Потом она заметила куртку, небрежно брошенную на кресло. Чтобы отвлечься от дразнящего ее ноздри запаха, она взяла одну из книг, небрежно сложенных на чайном столике, — красивую книгу в кожаном переплете.
Мелкими золотыми буквами на корешке было написано: «Аналитическая теория вероятностей» и указан автор — Лаплас. Эсме открыла ее, попыталась прочитать что-нибудь со своим плохим французским и убедилась, что излагаемая теория, имевшая какое-то отношение к математике, совершенно недоступна ее пониманию. И Маклахлану тоже, решила она. Может быть, он держит здесь эту книгу, чтобы пускать пыль в глаза? Но когда она осмотрела неопрятную, запущенную комнату, то отбросила эту мысль. Нет, хозяин не стремился продемонстрировать здесь свою образованность и утонченность.
Движимая любопытством, Эсме взяла другую книгу. Она была, несомненно, очень старой, коричневый кожаный переплет книги сильно потрескался. Книга какого-то Гюйгенса, название которой она вообще не смогла прочитать, потому что книга была на незнакомом ей языке. И снова в ней оказалось много цифр и математических формул.
Что бы это значило? Эсме продолжила свои изыскания. Под шестью другими такими же книгами обнаружилась стопка бумаги, испещренная непонятными знаками и цифрами. Хаотичные записи вызывали мысль о блуждании больного ума, что соответствовало ее впечатлению от Маклахлана. Бесконечные дроби, десятичные точки и непонятные тексты вызвали у нее головную боль. Эсме сложила книги, задула свечу и вернулась к Сорче.
При виде безмятежного и счастливого детского личика ей стало легче. Да, она согласилась на предложение Маклахлана. Что еще она могла сделать? Оставить Сорчу, чтобы сохранить свое доброе имя? Но хорошая репутация не накормит. На ней нельзя спать, и она не может служить крышей над головой. А кто еще предложил бы им дом, где они могут оставаться вместе?
Маклахлан может быть гулякой и негодяем, он скорее всего бездельник и эгоист, но он не жестокий человек. Это удивило ее. По опыту она знала, что самые красивые мужчины часто оказывались самыми жестокими. Разве лорд Ачанолт не был тому примером?
Ее взгляд медленно скользил по комнате, отмечая золотистый шелк обоев и высокие узкие окна с богатыми занавесями. Комната была меньше, чем те, к которым она привыкла в Шотландии, но гораздо красивее. Просто чудо, что Маклахлан не выбросил ее на улицу. Она ожидала такого исхода, и это придало ей решимости. Ведь именно так поступил ее отчим. На какой-то миг гнев перевесил горе. От Ачанолта она ожидала самого худшего. Но ее мать? Как она могла умереть и оставить их на милость этого человека? Раздеваясь, Эсме заметила на каминной полке часы из золоченой бронзы. Они показывали половину второго. Карета в Борнемут отправляется в пять часов. Если она передумает, в ее распоряжении только сегодняшняя ночь. Ей должно оставаться молоденькой девушкой из Шотландии, чья жизнь вполне согласуется с правилами приличия; и она понимала, что после пребывания в этом доме под одной крышей с человеком такой репутации, как Маклахлан, ее не возьмут в гувернантки ни в один порядочный дом. Хуже того, даже в домашней одежде он был очень хорош собой. Опасно хорош собой. Эсме он не нравился, нет. Но в ее жилах текла кровь ее матери, а это тоже представляло опасность.
Но, несмотря на ее страхи, на странную смесь печали и гнева при мысли о смерти матери, в сердце Эсме поселилась робкая надежда. Медленно умываясь теплой водой, принесенной Уэллингзом, Эсме позволила себе подумать о том хорошем, что произошло. Он намеревался сделать это. Маклахлан согласился дать Сорче настоящий дом. Одна мысль об этом удивляла ее, Эсме отдавала себе отчет, что на самом деле она проделала долгий путь в Лондон, никак не ожидая успеха своего предприятия.
Конечно, Маклахлан не даст Сорче любви, думала она, натягивая через голову ночную рубашку. Он не станет по-настоящему воспитывать ребенка. Он не станет ей отцом в полном смысле этого слова. Но он не собирается выгнать ее, а Эсме научилась не желать многого и радоваться даже самой маленькой победе.
В это время Сорча закрутилась, дрыгнула левой ножкой и сбросила с себя одеяльца. Эсме подошла к импровизированной колыбели и склонилась над ней, укрывая малышку. К ее удивлению, Сорча не спала. При виде Эсме она широко раскрыла свои удивительные синие глаза, засмеялась воркующим, булькающим смехом и сложила ручки.
Эсме взяла крошечные ручки девочки в свои ладони и почувствовала, как теплые детские пальчики крепко обхватили ее указательные пальцы.
— Тебе хорошо сейчас, моя маленькая веселая девочка? — спросила Эсме, прижимая к губам и целуя крошечный кулачок. — Ты знаешь, несмотря ни на что, у тебя может появиться свой дом.