Книга Меня зовут Красный - Орхан Памук

– Нет. С чего бы?

МЕНЯ НАЗЫВАЮТ ЛЕЙЛЕК

Было время обеденного намаза. В дверь постучали, смотрю: знакомый мне с детства Кара. Мы обнялись. Он замерз, я впустил его, даже не спросив, как он нашел мой дом. Он сказал, что его послал Эниште, чтобы узнать от меня, почему пропал Зариф-эфенди и где он находится. Кроме того, он передал привет от мастера Османа и тут же добавил, что у него есть ко мне вопрос: мастер Осман считает, что настоящего художника определяет время. Что я об этом думаю? Слушайте.

Три истории о художнике и времени

Алиф

В Багдаде, который триста пятьдесят лет назад в холодный февральский день был захвачен и безжалостно разграблен монголами, жил великий каллиграф Ибн Шакир, известный не только в арабских; но и во всех других исламских странах; несмотря на то что мастер был молод, в знаменитых на весь мир библиотеках Багдада хранилось двадцать два тома переписанных им книг, большинство из которых были списками Корана. Ибн Шакир верил, что книги его доживут до Судного дня, он ощущал бесконечность времени.

Солдаты монгольского хана Хулагу[34]за несколько дней разорвали, сожгли, уничтожили, бросили в Тигр все замечательные книги, включая последнюю, над которой мастер стоически трудился много ночей при свете дрожащей свечи. Ибн Шакир работал, сидя спиной к востоку и посматривая на запад, на горизонт; в час утренней прохлады он поднялся на минарет мечети Халифа – именно так на протяжении пяти веков арабские каллиграфы давали отдых глазам. С балкона минарета он увидел конец пятивековой книжной традиции: безжалостные воины Хулагу вступили в Багдад, а Ибн Шакир стоил наверху и наблюдал, как грабили и разрушали город, рубили саблями людей, как убили последнего из исламских халифов, правивших в Багдаде пятьсот лет, как насиловали женщин, громили библиотеки, как выбросили в Тигр десятки тысяч томов. Глядя на воды Тигра, окрасившиеся в красный цвет чернил, смытых с брошенных в реку книг, он подумал, что не смог остановить ужасное уничтожение и разрушение. Книги, которые он писал таким красивым почерком, были уничтожены. Ибн Шакир поклялся, что никогда больше не будет писать. Увиденную трагедию и боль ему захотелось выразить искусством рисунка, которое он до тех пор не уважал, считая его бунтом против Аллаха. На листе бумаги, который неизменно находился при нем, он нарисовал то, что увидел с минарета. Так после монгольского нашествия появился настоящий исламский рисунок, непохожий на рисунки идолопоклонников и христиан; на этом рисунке с высоты линии горизонта вселенная была нарисована такой, как ее видит Аллах. Потом Ибн Шакир отправился в ту сторону, откуда пришло монгольское войско, и научился рисовать так, как рисовали китайские мастера. Идея бесконечности времени, в которую арабские каллиграфы верили пятьсот лет, воплотилась не в тексте, а в рисунке. Действительно, люди рвут, рассыпают книги, со страниц исчезают рисунки, но потом они появляются в новых книгах, живут бесконечно и продолжают показывать, какова вселенная Аллаха.

Ба

Все повторяется, а потому человек, хотя и умирает, не замечает хода времени; художники рисуют одни и те же рисунки к одним и тем же историям, как будто времени не существует.

Как написано в краткой истории Салима из Самарканда, маленькая армия правителя Фахир-шаха одержала победу над воинами Селяхаттин-хана. Согласно обычаю, победитель Фахир-шах, взяв в плен Селяхаттин-хана, убил его, а потом, чтобы утвердить свое владычество, посетил библиотеку и гарем покойного. Опытный книжный мастер Фахир-шаха стал раздирать книги мертвого хана, менять местами страницы и делать новые книги: писцы заменяли слова «непобедимый Селяхаттин-хан», на «победитель Фахир-шах», а художники стирали уже начавшее забываться изображение Селяхаттин-хана, а на стертых местах рисовали более молодого Фахир-шаха. В гареме побежденного Фахир-шах нашел самую красивую из женщин; будучи человеком умным, он не стал принуждать ее и брать силой, а решил завоевать ее сердце интересным разговором. Жена покойного Селяхаттин-хана, красавица Нериман Султан, со слезами на глазах обратилась К Фахир-шаху которому предстояло стать ее мужем, с единственной просьбой. Она попросила, чтобы в книге, рассказывающей о любви Лейлы и Меджнуна, не трогали рисунок, на котором Лейла была изображена как Нериман Султан, а рядом с ней Меджнун как ее покойный супруг. Свою просьбу она объяснила так: по заказу ее бывшего мужа, стремившегося обрести бессмертие, сделано столько книг, что надо оставить хотя бы одно его изображение. Победитель Фахир-шах великодушно удовлетворил это желание, и художники не притронулись к рисунку. Нериман и Фахир-шах со временем полюбили друг друга и, казалось, забыли о страшном прошлом. Но Фахир-шаху не давал покоя тот рисунок в книге о Лейле и Меджнуне. Его не беспокоило, что Нериман была изображена с прежним мужем, и не терзала ревность. Его мучила мысль, что в той прекрасной книге о старинной легенде изображен не он и потому не он останется в вечности. Пять лет грыз его душу червь сомнения, и вот как-то ночью, когда Нериман уснула, он взял свечу, тайно, как вор, пробрался в собственную библиотеку, открыл книгу о Лейле и Меджнуне и попытался вместо покойного мужа Нериман нарисовать себя. Но, как многие ханы, любители рисунка, он был плохим художником. Смотритель библиотеки, проверявший книгу, обнаружил, что на месте Селяхаттин-хана, сидящего напротив Лейлы-Нериман, появился кто-то другой, и объявил, что это – главный враг Фахир-шаха, молодой и красивый Абдуллах-шах, правитель соседней страны. Эти слухи дошли до Абдуллах-шаха, он пошел на Фахир-шаха войной, в первой же битве нанес ему поражение, взял его в плен, убил, забрал, как водится, его библиотеку и гарем, и у нестареющей Нериман Султан появился новый муж.

Художники любят рассказывать о мастере Узун Мехмете из Стамбула, которого в стране персов называют Мухаммедом из Хорасана; долгая жизнь и слепота – хорошая иллюстрация к теме «художник и время». Узун Мехмет начал рисовать с девяти лет, трудился почти сто десять лет, пока не ослеп, и его стилем было отсутствие стиля. Это – не игра слов, а похвала. Он рисовал всё, как все, точно повторяя стиль старых великих мастеров, и именно поэтому был великим мастером. Узун Мехмет был скромен и беззаветно предан искусству миниатюры, которое считал служением Аллаху. Он ни с кем не враждовал, не участвовал в интригах; в мастерских, где он работал, никогда не стремился стать Главным художником, хотя возраст для этого у него был вполне подходящий. Он был счастлив и Очень молчалив. Он никогда не пытался создать свой стиль. Очередную мастерскую какого-нибудь хана или наследника, где он работал, он считал своим домом, а себя – принадлежностью этого дома. Про него говорили, что он живет вне времени, никогда не состарится и не умрет. Прославленный мастер ни разу не был женат и никого не любил. И вот, когда ему было уже сто девятнадцать лет, он встретил в мастерской шаха Тахмаспа[35]шестнадцатилетнего подмастерья, полукитайца, полухорвата, живой образец мужской красоты, луноликого юношу, как раз такого, какого он рисовал все сто лет; мастер влюбился в него с первого взгляда и, чтобы заслужить любовь красавца ученика, включился в борьбу за власть в мастерской, стал лгать, строить козни. Он окунулся в суету, держаться в стороне от которой ему удавалось в течение ста лет, и перестал быть олицетворением старого доброго времени. Однажды он наблюдал за красавцем учеником у окна на холодном ветру и на следующий день стал чихать и ослеп, а еще через два дня упал с высокой каменной лестницы мастерской и умер.