Книга Жди меня, когда небо окрасится в розовый - Марат Маратович Мусабиров

выход на просторный балкон. Практически квартира, если еще добавить кухню. Мне бы так жить… И весь этот этаж, виднелось еще с лестницы, был залит холодным, но крайне ярким солнечным светом.

Бордовая барабанная установка – первое, что бросилось в глаза, как только я зашел в комнату Мирай. Здесь же две гитары: электро– и акустическая – и синтезатор на семь октав. И всё это выглядело очень дорогим. Я был шокирован увиденным, не успев даже осмотреть комнату полностью.

– Никогда бы не подумал, что ты такой разносторонний музыкант… – выдавил я со всё тем же пораженным взглядом.

– Ну, я умею играть только на гитаре и чуток на барабанах, а остальное решила собрать для гостей… – пояснила Мирай.

– Твоя комната, получается, и гостевая тоже?

– Угу, – кивнула она. – У меня же их две: эта как бы… для гостей и немного для себя, а другая – моя личная, я там сплю и провожу бо́льшую часть времени, когда приезжаю сюда. И еще там выход на балкон.

Я окинул «гостевую» комнату взглядом еще раз. Помимо игрового арсенала, тут находились большой телевизор, игровая приставка и огромный, полностью забитый книгами стеллаж подле двухспальной кровати. И всё это в окружении розовых фламинго на стенах.

– Не знал, что твои бабушка и дедушка такие богатые…

– Хех, меня они всегда любили. Я приезжаю сюда каждые каникулы или на праздники типа дня рождения. Тут хорошо, даже лучше, чем в городе.

– И правда. Ты тут до завтра останешься?

– Да, – сказала она, внимательно рассматривая книжную полку. – Как же давно я не читала, – добавила она как бы между прочим.

– А что ты последнее читала?

– У меня ужасный вкус в литературе, поверь. Я в последнее время читала Рэя Брэдбери и Джона Апдайка. А последняя книга – «Вино из одуванчиков».

– Ничего плохого в этих писателях не нахожу. Да и «Вино из одуванчиков» неплоха. Так почему же «ужасный»?

Мирай поникла и погрузилась в раздумья.

– Я еще Лавкрафта читала… – призналась она спустя полминуты.

– А он-то почему причастен к рангу «ужасных»?

– Язык его сложный, – ответила она. – Подача невозможная. Но мне почему-то понравился его сборник рассказов. И потом, я читала рецензии на многие понравившиеся мне книги… и большинство из них имеют достаточно спорную репутацию.

– Так вот оно что, – покивал я для себя. – Ты считаешь, что твой вкус ужасен только потому, что какие-то бездари в интернете оставили недовольные отзывы на твои книжки?

Мирай смущенно кивнула.

– Ха-ха-ха! К черту их всех, милая!

Вдруг она дрогнула, но я не придал этому особого значения.

– Тебе же нравится. Чего лезть читать плохое, когда ты можешь выбрать хорошее? Ты же не единственная, кому понравились эти книги. Просто похвали на том же сайте, и всё. Так будет лучше, я думаю.

– Ты… прав. Очень-очень прав! – согласилась Мирай, придав своему выражению лица весьма серьезный вид, чуть ли не хмурый. – Оставлю сегодня вечером!

– На что оставишь?

Она подумала секунд десять, а потом выдала:

– «Иствикские ведьмы» Апдайка.

– Хорошо. Я не читал, ничего сказать не могу, но доверюсь твоему вкусу.

– Можешь взять пару его книг, они есть здесь.

– Разрешаешь? Вот уж спасибо. – И я подошел к книжному стеллажу. Порыскал глазами несколько мгновений и ухватил «Иствикских ведьм» и «Кролик, беги».

– Можешь даже не возвращать, всё равно их вряд ли буду перечитывать, – сказала Мирай, взяв в руки барабанные палочки.

– Да? Ну, посмотрим. Если мне понравится, так уж и быть, сохраню у себя, раз ты не против.

Я уложил книги себе в рюкзак. Мирай тем временем уселась за барабанную установку.

– Хочешь послушать, как я играю? – спросила она, выпрямив спину.

– Пожалуйста, – ответил я, удобно усаживаясь на кровать поодаль от установки. Следующие секунд тридцать-шестьдесят обещали быть очень громкими. Так и произошло.

Мирай начала резко, без лишних прелюдий. Сделала брейк и перешла в ритм «четыре на четыре». Звучало, конечно, оглушающе. Мои уши не были к такому готовы, даже при условии, что я знал о чрезмерной шумности установки. Но мне не было некомфортно. Наоборот, я получал удовлетворение, наблюдая за игрой возлюбленной. Хоть и было громко до звона в ушах, игра сама по себе цепляла, была почти безупречна. Мирай отбивала ритм с невиданной мной смелостью. И глаза ее блестели воинственно, во взгляде читалось бесконечное упорство, с которым она достигла того уровня мастерства, на каком передо мной выплескивала свой безудержный гнев. Именно так. Это было похоже на изливание души. Как будто после отвратительного дня она решила рассказать всем, о чем душа болит.

Я настолько заворожился бешеной энергетикой Мирай, что не заметил, как она в одночасье прекратила. Она дала мне знать об этом, спустив на землю скромным вопросом:

– Ну, как тебе?

– Это… это было восхитительно, – сдержанно похвалил я. В ушах, понятное дело, звенело.

– Спасибо, – улыбнулась Мирай и затем добавила: – Я начала играть на барабанах спонтанно. Мне просто как-то год назад стрельнуло что-то в голову, и я захотела барабаны. Попросила бабушку с дедушкой – они и купили. Сначала заниматься было в радость, но потом трепет перед инструментом исчез, а огонь желания играть угас. Забросила всё где-то на три месяца, отучившись всего один. И как-то потом приехала сюда на каникулах в очень плохом настроении. Мне буквально хотелось рвать и метать всё вокруг. Я была зла, хотела плакать – и, конечно, плакала, навзрыд. А потом встала и увидела в соседней комнате установку. Пришла – и сразу пожелала поиграть. Не из-за того, что внезапно загорелась этим или еще что-то, а потому, что алкала выплеснуть всё накопленное из себя. Так я начала частенько садиться и постепенно улучшала навык. Улучшала его, успокаивая себя. Правда, здорово?

– Честно, я подозревал об этом. Ты во время игры, наверное, не представляешь, как выглядишь со стороны?

– Иногда думала, но не так чтобы зацикливалась. Мне, по большому счету, всё равно. Меня же здесь никто особо и не видит, хех.

– Ну, по тебе было заметно, что ты как будто кричишь. Не просто играешь, а именно кричишь. Зычно так, будто хочешь, чтобы тебя наконец услышали.

Мирай поначалу ничего не ответила. Она вышла из-за установки и сложила палочки. Потом легла на кровать рядом со мной, растопырив ноги и руки, и глубоко вздохнула.

– Наверное, ты прав, Рэй, – наконец изрекла она. – Только вот меня всё равно никто не слышит…

Я оставил ее без ответа на долгую минуту. Собирался с мыслями всё это время. Нестерпимая тишина так и давила на нас. Долго я подбирал нужные слова, но по итогу сказал всего три:

– Я тебя услышал.

Мирай подняла голову и посмотрела сначала невинно-непонимающим взглядом, а погодя несколько секунд радостно осклабилась, кивнув и ответив:

– Да.

Но глаза ее смотрели прозрачно, и не мне в лицо, а куда-то в пол. Как будто она всё еще думала о чем-то. Да и улыбка ее не сквозила искренностью. Ей, я чувствовал, чего-то не хватало. Однако чего – на