Книга Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант

его ударом меча в живот. Сотня демихеров вонзила свои ножи в его мертвое тело. Окровавленный труп протащили по улицам и повесили, как падаль, у мясного прилавка. Он пролежал там два дня, став мишенью для всеобщего поношения и камней ежей.27

V. СТРАНСТВУЮЩИЙ УЧЕНЫЙ

Риенцо не удалось восстановить древний Рим, который был мертв для всего, кроме поэзии; Петрарке удалось восстановить римскую литературу, которая никогда не умирала. Он так открыто поддержал восстание Кола, что лишился благосклонности Колонны в Авиньоне. Некоторое время он думал присоединиться к Риенцо в Риме; он был уже в пути к Генуе, когда узнал, что положение и поведение трибуна ухудшились. Он изменил свой курс на Парму (1347). Он был в Италии, когда пришла Черная смерть, унесшая многих его друзей и убившая Лауру в Авиньоне. В 1348 году он принял приглашение Якопо II да Каррара быть его гостем в Падуе.

Город имел обременительную древность; ему уже были сотни лет, когда в нем родился Ливий в 59 году до н. э. Он стал свободной коммуной в 1174 году, пострадал от тирании Эццелино (1237–56), восстановил свою независимость, пропел литании свободе и подчинил своей власти Виченцу. Напав на веронского Кан Гранде делла Скала и почти победив его, он отказался от своей свободы и выбрал диктатором Якопо I да Каррара (1318), человека столь же твердого, как мрамор, носящий его имя. В дальнейшем члены семьи наследовали его власть или убивали. Хозяин Петрарки захватил бразды правления в 1345 году, убив своего предшественника, попытался искупить вину хорошим управлением, но был заколот после четырех лет правления. Франческо I да Каррара (1350–89), в замечательное правление, длившееся почти сорок лет, поднял Падую до уровня соперничества с Миланом, Флоренцией и Венецией. Он совершил ошибку, присоединившись к Генуе против Венеции в ожесточенной войне 1378 года; Венеция победила и подчинила Падую своему правлению (1404).

Тем временем город внес свой вклад в культурную жизнь Италии. Величественная церковь Святого Антония, известная под ласковым названием II Santo, была завершена в 1307 году. Большой Салоне, или Зал Парламента, был отремонтирован в 1306 году монастырским архитектором Фра Джованни Эремитано и стоит до сих пор. Реджиа, или Королевский дворец (1345f), состоял из 400 комнат, многие из которых были украшены фресками, составлявшими гордость Каррарези; от них не осталось ничего, кроме башни, чьи знаменитые часы впервые пробили в 1364 году. В начале века амбициозный купец Энрико Скровегни купил дворец в старом римском амфитеатре, известном как Арена, и позвал самого знаменитого скульптора Италии Джованни Пизано и самого известного живописца Джотто украсить капеллу своего нового дома (1303–5); в результате маленькая капелла Арены теперь известна всему образованному миру. Здесь гениальный Джотто написал полсотни фресок, кругов и медальонов, вновь рассказывающих о чудесной истории Девы Марии и ее Сына, окружая главные фрески головами пророков и святых, а также широкими женскими формами, символизирующими добродетели и пороки человечества. Над внутренним порталом его ученики с полусерьезной серьезностью изобразили Страшный суд в плотской путанице горгульеподобных гротесков. Мантенья, украшая полтора века спустя капеллу в соседней церкви Эремитани, возможно, улыбнулся простоте рисунка, примитивной перспективе, однообразному сходству лиц, поз и фигур, несовершенному чувству и владению анатомией, светлой тяжеловесности почти всех фигур, как будто падуанские лангобарды — это все еще лонгобарды, только что пришедшие из сытой Германии. Но прекрасные черты Богородицы в «Рождестве», благородная голова Иисуса в «Воскрешении Лазаря», величественный первосвященник в «Сватах», спокойный Христос и грубый Иуда в «Предательстве», спокойное изящество, гармоничная композиция и развивающееся действие просторной панорамы в цвете и форме делают эти картины — все еще свежие и ясные через шесть столетий — первым живописным триумфом XIV века.

Возможно, Петрарка видел фрески Арены; несомненно, он ценил Джотто, поскольку в своем завещании оставил Франческо да Каррара Мадонну «работы этого превосходного художника Джотто, картину, красота которой… удивляет мастеров искусства».28 Но в то время его больше интересовала литература, чем искусство. Должно быть, его подтолкнуло известие о том, что Альбертино Муссато, гуманист еще до Петрарки, был коронован как поэт-лауреат Падуи в 1314 году за написание латинской драмы «Эцеринис» в стиле Сенеки; насколько нам известно, это была первая пьеса эпохи Возрождения. Несомненно, Петрарка посещал университет, который был благородной гордостью города. В то время это была самая знаменитая школа в Италии, соперничавшая с Болоньей как центр юридической подготовки и Парижем как очаг философии. Петрарка был потрясен откровенным «аверроизмом» некоторых падуанских профессоров, которые ставили под сомнение бессмертие индивидуальной души и говорили о христианстве как о полезном суеверии, отброшенном образованными людьми.

В 1348 году мы находим нашего неугомонного поэта в Мантуе, затем в Ферраре. В 1350 году он присоединился к потоку паломников, направлявшихся на юбилей в Рим. По дороге он впервые посетил Флоренцию и завязал сердечную дружбу с Боккаччо. Впоследствии, по словам Петрарки, они «делили одно сердце».29 В 1351 году, по настоянию Боккаччо, флорентийский синьор отменил эдикт, конфисковавший имущество сира Петракко, и послал Боккаччо в Падую, чтобы тот предложил Петрарке денежное вознаграждение и профессорскую должность во Флорентийском университете. Когда он отклонил предложение, Флоренция отменила отмену эдикта.

VI. GIOTTO

Средневековую Флоренцию трудно не любить,* Она была такой жесткой и горькой в промышленности и политике; но ею легко восхищаться, ведь она посвятила свое богатство созданию красоты. Там, во времена юности Петрарки, эпоха Возрождения была в самом разгаре.

Он развивался в стимулирующей атмосфере деловой конкуренции, семейных распрей и частного насилия, не имеющей аналогов в остальной Италии. Население было разделено классовой войной, а сам класс был расколот на фракции, беспощадные в победе и мстительные в поражении. В любой момент перебежка нескольких семей из одной партии в другую могла склонить чашу весов власти. В любой момент какой-нибудь недовольный элемент мог взяться за оружие и попытаться сместить правительство; в случае успеха он ссылал лидеров победившей партии, обычно конфисковывал их имущество, иногда сжигал их дома. Но эти экономические распри и политические волнения не составляли всей флорентийской жизни. Хотя горожане были больше преданы своей партии,