Книга Трудно быть замполитом - Бебель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черт, ну и мутные пассажиры подобрались...
***
Мы не успели далеко забраться, прежде чем солнце окончательно скрылось за деревьями и лес укутала тьма. Но расстояние до глаз гвардейцев оказалось достаточным, дабы можно было безопасно развести костер. С которым поначалу возникли проблемы, однако бледная дамочка, прихватила с башни увесистую сумку.
— Даже огнива взять не потрудились… Ни еды, ни соли, ни даже плащей, вот чтобы вы без меня делали? С таким интеллектом, как только дышать не забываете? А все одно, коситесь, подозрения выпячиваете... Тьфу!
Брюнетка недовольно кривилась, продолжая подкидывать хворост в разгорающееся пламя, но молчала. Поворчав еще с полминуты, но так и не добившись реакции, аптекарь вернулась к пропитанной уксусом тряпке и ране на моем лице.
— Не дергайся, еще не начала!
— Я заранее практикуюсь…
Стиснув зубы, я закрыл глаза, готовясь стойко и мужественно перенести все тяготы и невзгоды средневековой жизни. Не помогло.
— Замри! Замри, кому… Да не вопи так! До чего голосистый… Ай, в пекло! Эй, девка! А ну держи его! Крепче, крепче держи! Ох, чего же начнется, когда за иглу возьмусь…
Боли не было. Была агония. Слово «страдание» не описывало и десятой доли интересных ощущений, что я испытывал во время процесса. И кто меня за язык дернул попросить осмотреть раны? Как же горит-то…
Когда все кончилось, аптекарь начала складывать «пыточные» инструменты в кожаный кошель. Хирургические ножницы, скальпель, шило, крошечная пилка для хрящей, все они были выполнено из чистого серебра. Не только ради понтов, но и для слабого бактерицидного эффекта, которым обладал этот благородный металл.
Стянув кошель шнурком, аптекарь устало вздохнула:
— Жить будет, а благо ли это, оставлю на чужой суд. Но только попробуй заявить про кривизну строчек, сам виноват, нечего дергаться!
Ощупав пришитую на место ноздрю и шов, что протянулся через все лицо, я промямлил дежурные благодарности и подсел к костру поближе. Глядя, как на прутиках подгорает пара беличьих тушек, я не сразу заметил охреневающие девичьи взгляды.
— Че? Чего так смотрите?
— Как бы… Твоя рана… Она ужасна.
— Не в моих правилах ругать свой труд, но, мамочки, вот это страхолюдина! Отныне тебя взамен пугала ставить можно. Ни одно зеркало не стерпит, лопнет.
— Да ну нахрен! Не может быть так плохо!
— О, еще как может! Представь, что у тебя появился новый рот. Мерзкий, рыбий рот. И протянулся он через все лицо по диагонали.
— Диаго…
— Наискосок, дура деревенская.
Брюнетка окрысилась, но снова проигнорировала оскорбление, возвращаясь к самолично пойманным белкам, ограничившись только:
— Ерунда. Шрамы украшают мужчину.
— О, так это не ты мгновение назад назвала его ужасным?
— Я сказала не подумав.
— Сказать не подумав, значит сказать именно то, что думал! Умолкни и вернись к готовке этих крыс, за которыми полвечера по деревьям лазала. Уверена, кухарка из тебя лучше, чем мыслитель.
Пока женщины собачились, будто дембеля у раздачи в столовой, я молча стискивал челюсть, дабы не стонать. Все болит, рану жжет, башка трещит, тошнит как незнамо что. Стоило больших усилий поддерживать себя в сознании.
— Эй? — под нос сунулся кусок подгоревшего мяса. — Ты как?
Голос брюнетки звучал участливо, но ее взгляд избегал моего изуродованного лица. Нехотя приняв кусок белки, я вспомнил, что ничего не жрал минимум три дня. И чем только блевать умудряюсь…
— Как-как, как в порту. Жопа в мыле, хрен во рту. Сама не видишь?
Брюнетка подсела еще ближе и, поглядев на дамочку, что была слишком занята втихую хомяча полоски копченой рыбы из своей сумки, еле слышно спросила:
— Ты ей веришь? В эту историю про аптекаря? Она не попытается прирезать нас во сне или… Околдовать?
— Меня-то чего спрашиваешь? Я че, ясновидящий? Нашла, блин, справочную.
Спортсменка раздраженно цокнула и молча отсела, демонстративно отворачиваясь.
Через боль прожевав и проглотив кусок белки, я вздохнул. Не надо на ней срываться. В конце-концов, жизнью обязан. Пусть не уверен, что эта жизнь мне сильно нужна.
— Судя по инструментам, про аптекаря, может, и не врала. — я говорил громко, ничуть не таясь дамочки. — Но все что касается плена и работы из-под палки, полная туфта. Ну, брехня, то есть.
— Так мило, что говорите обо мне, будто меня здесь нет, но…
— Как ты понял? — внимательно слушая, брюнетка мигом забыла про обиду. — Объясни.
— Ну сама-то подумай. Было восемь работяг и восемь уголовников… Тьфу, бандитов. А еще были ты и она. Обе девятые и обе женщины. Один плюс один… Арифметику не обманешь.
Дамочка немедленно встрепенулась:
— О, я вижу, на что ты упираешь, но дозволь уточнить, кто сказал, что женские органы нельзя пересадить мужчине?! А? Все озвученное тобой, не более чем домыслы! Держи их при себе.
— Я, вообще-то, хотел сперва намекнуть на рыбу, что ты от нас прячешь, а про органы уже потом сказать, но раз уж ты сама с них начала…
Доказать нечем, но никакая она не жертва, а подельник. Иначе бандиты никогда бы не припасли для нее собственного донора. Правда, непонятно, как она сама себе операцию делать планировала? И где скрывает уродства или болезни, из-за которых решила прибегнуть к экстремальной медицине, граничащей с фантастикой?
Но то детали, суть не меняет. Она точно где-то наврала, а где и почему, не так уж важно. Самого факта достаточно, раз скрытничает, значит есть мотив, а если есть мотив, значит боится, а если боит... Короче, и так все понятно
Бледная девушка пыталась отбрехаться, но осеклась, когда увидела кинжал брюнетки.
— Проклятье, как можно быть столь недалекой?! Отчего ты веришь каждому лживому слову! Ты же сама нарекла его…
— Мерзавцем, да. Мерзавец он и есть. Из тех, кому не зазорно ступать по головам. И ты верно подметила, я впрямь недалекая. «Не самый острый меч в арсенале», как мне по сердцу говорили.
Разборки начинали напоминать сцену плохого сериала.
— Тогда