Книга Друзья-питомцы - Мария Александровна Мельникова

необычного для этой породы белого цвета.

В одноимённом фильме Станислава Ростоцкого роль Бима сыграл английский сеттер Стёпа.

•  Императора Александра Второго называют «Царь-освободитель» за то, что избавил свой народ от мучительного рабства крепостного права. Царь-освободитель очень много сделал для России, но я бы хотела рассказать об одной черте его характера.

С самого детства Александр Николаевич любил собак. Но больше всего – своего ирландского сеттера Милорда. Об этой привязанности знала вся Россия.

Милорда подарил императору польский пан. Злые языки поговаривали, что на сеттера-то он не больно похож, но что значат пустые слова для настоящей сердечной дружбы?

Свою собаку император выгуливал всегда лично. Их можно было встретить в Летнем саду или Петровском парке. Рассказывают о таких прогулках разные истории. Мне больше всего нравится о незадачливом гимназисте со сдобным кренделем.

Решил этот юноша скоротать путь через парк, чтобы поскорее подарить своей бабушке, по случаю её именин, крендель. Увидев императора, гимназист вытянулся и отдал правой рукой честь, а левая его рука с кренделем была опущена… Милорд подошёл и угостился. Видно, уже успел нагулять аппетит.

Александр Николаевич извинился за поведение своей собаки и, чтобы возместить ущерб, послал бабушке гимназиста огромный именинный торт.

Вы, наверное, помните, что террористы устроили на царя Александра II настоящую охоту. Александр Николаевич говорил: «Что же они травят меня, как дикого зверя?»

…Когда императора, смертельно раненного террористами, принесли во дворец, Милорд бросился к нему, но вдруг упал. Когда он понял, что случилось, у него отнялись задние лапы. Сохранилось много фотографий, картин и статуэток с изображением Милорда.

История Лоры

Одни наши знакомые решили навсегда уехать за границу. Они отдавали лишние вещи и пару волнистых попугаев – Лору и Квинта, названных в честь их любимой певицы Лоры Квинт.

Я умолила маму взять попугаев. До сих пор помню то ликование и абсолютное счастье, с которым я ехала через весь город за новыми питомцами. А на обратном пути мне казалось, что все-все встречные мне завидуют…

Лора и Квинт жили в маленькой клетке-квартирке, в которой было всё необходимое: кормушки, поилки, жёрдочки и даже качели с колокольчиком!

Лора была красавицей – вся в белых пёрышках, а на грудке сиреневый воротничок.

Квинт  – синенький с белыми щёчками – выглядел попроще.

* * *

Этих попугаев называют «волнистыми» из-за характерных волнообразных чёрных полосок на головке и щёчках.

Полностью, в переводе с латинского языка, наименование вида звучит как «поющий волнистый попугай», обычно говорят «волнистый попугайчик», но некоторые орнитологи, специалисты по птицам, называют его «певец волнистый».

Я понимаю, почему слово «певец» не задержалось в названии. Их крикливую болтовню песней назвать трудно. Зато волнистые попугайчики весёлые, общительные, с лёгкостью запоминают разные слова и звуки. И потом повторяют их, повторяют, повторяют… Но об этом чуть позже.

На родине, в Австралии, волнистых попугайчиков аборигены называют «bedgerigas», что значит «пригодные для пищи».

* * *

После переезда мои попугайчики вели себя так, будто в их жизни ничего не изменилось: кушали, прыгали по жёрдочкам, разговаривали между собой, целовались, но меня не замечали.

Я очень старалась обратить на себя их внимание. И преуспела в этом. Но внимание, как известно, бывает разным. Так и получилось.

Худенький уживчивый Квинт ко мне отнёсся по-добрососедски. Но Лора! Кругленькая, сварливая, она меня возненавидела настолько, что я не знала, как подсыпать корм, как почистить клетку! Лора вцеплялась в палец своим крючковатым клювом мёртвой хваткой. Потом, правда, она ко мне попривыкла. Подружиться с ней мне не удавалось, но враждовать, по крайней мере, она со мной перестала.

Квинт тоже не стал мне другом – Лора не разрешила. Вот птица! Её характера и харизмы хватило бы на двух орлов! Может, даже на трёх…

Мы прожили с Лорой много лет вместе. Я наблюдала за ней в разных жизненных ситуациях – несгибаемая сила характера в такой маленькой хрупкой птичке поражала. Квинт на её фоне, не смотря на свои яркие пёрышки, выглядел бледно. Обычно он сидел на жёрдочке и шил на швейной машинке. Ему нравилось повторять интересные звуки. Мама моя пошьёт-пошьёт и перестанет, а Квинт мог «строчить» целый день – громко, монотонно – настоящая швейная машинка! Разве что изредка не удержится – тявкнет. Тем и отличается живое существо от механизма – творчеством.

И только когда летом мы переехали на дачу, у Квинта появилась новая нескончаемая песня.

Я выносила клетку с попугаями на улицу и ставила в траву. Вокруг было столько новых звуков – ветер, шелест листьев, жужжание и стрекотание насекомых!

Квинт перестал шить, умолк на несколько дней, а потом стал петь ласточкой! У него получалось так правдоподобно, что он часами сводил с ума местных ласточек. Они кружили над клеткой, кричали, беспокоились – то ли пытались понять, как спасти собрата, то ли просто любопытствовали, почему он такого странного цвета.

Однажды я пришла за клеткой, а там… только Лора и несколько синих пёрышек…

Скорее всего, кошка вытащила Квинта через прутья и съела его, но мне хочется верить, что он вырвался и улетел вместе со свободными, весёлыми ласточками…

* * *

Как Лора переживала! Звала Квинта, билась в клетке, отказывалась от еды. А когда поняла, что её друг не вернётся, затихла, замерла.

Мне было её очень жаль, но я не знала, чем ей можно помочь. Старалась поменьше оставлять её одну. И конечно, уже никогда не бросала на улице без присмотра. Теперь я знала, что клетка не спасёт от беды.

Лора очень изменилась, поменялось и её отношение ко мне. Первый раз она шагнула на мой палец с недоверием, осторожно, внимательно глядя мне в глаза. Это был первый, самый сложный шаг к дружбе.

И Лора стала оживать, повеселела и… взяла надо мной шефство. Теперь она опекала и защищала меня. Был у Лоры такой характер – ей обязательно нужно было о ком-нибудь заботиться.

Теперь она тщательно проверяла мои тетради, выклёвывая со странички самые яркие буквы, выкидывала из пенала лишние, на её взгляд, ручки и карандаши, везде наводила свой порядок. По-моему, Лора пыталась даже заплетать мне косички – она подолгу сидела у меня на голове, перекладывая пряди волос с места на место.

Но когда Лора оставалась одна в клетке, то начинала сильно грустить. Подолгу смотрела на своё отражение в зеркале и печалилась. Даже колокольчик, которым она пыталась развлечь себя, в её лапках звучал очень грустно.

На её сиротство и тоску было больно смотреть. Мама тоже