Книга Эпоха Древних - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всадники обеспокоенно переглянулись. Должно быть, не привыкли иметь дело с тем, кого не могли запугать.
Молчание нарушил тощий.
– Мы просто хотели передать тебе поклон от кагана Гокберка.
Выходит, этих всадников послала не Сира. А значит, в построенном ею единстве силгизов и йотридов еще остались глубокие трещины. Вражда между этими племенами тянулась столетиями и, говорят, началась из-за кражи козла. Хотя Сира и представляла себя целительницей такого разлома, решающей силой в отношениях каганов Пашанга и Гокберка, похоже, ее положение более шаткое.
Возможно, Гокберк захотел составить собственное мнение обо мне. Он не доверяет оценкам Сиры.
– Скажите кагану Гокберку, что, если он хочет мира, пусть забирает свое силгизское племя и уходит домой.
– Каган Гокберк не любит угроз.
– Да разве это угроза? – Я рассмеялся и погладил верблюда по голове. – Мне следует послать ему ваши головы. Вот это была бы угроза.
Их руки потянулись к оружию. Конечно, я мог их убить, но мог и сам не выйти из боя невредимым. Клинок жаждал крови, но это не повод рискнуть и получить глубокую рану, особенно когда так много еще нужно сделать. И кроме того, совсем не хотелось, чтобы Кинн и Сади попрекали меня за то, что я повел себя как кровожадный дурак. Кинн, кстати, в любой момент может свалиться с неба и унести меня в безопасное место. Но для чего нам бросать такого хорошего верблюда в пустыне?
Я взмахом руки велел хулителям уйти с дороги.
– Я из-за вас опоздаю. Прочь с моего пути. – Я указал на свои глаза. – Иначе я запомню ваши лица.
Они расступились. Я двинулся дальше, в Зелтурию.
Вернувшись в окруженную горами Зелтурию, я сразу пошел туда, где мог найти утешение, – в храм святого Хисти. Они снова были там, в глубине огромной пещеры, которая так часто наполнялась паломниками.
Поскольку город несколько опустел из-за беспорядков в Аланье, они теперь появлялись чаще. Кинн сказал, что это дэвы, разновидность джиннов. Еще велел не разговаривать с ними и не смотреть, из опасения, что кто-то из них может «проявить ко мне интерес, как приставучий поклонник».
Они были просто тенями с горящими, похожими на шары глазами. Встав в ряд в глубине храма, они обращали лица к гробнице Хисти и молились, как мы. Но когда смотрели по сторонам, у них двигались только глаза, не лица. Как-то я засмотрелся на дэва, отвернувшегося от меня, и тогда он внезапно открыл глаза на затылке, так что я даже взгляда отвести не успел. У них смещались не только глаза – иногда и ноги разворачивались в противоположную сторону, и они могли идти вперед, при этом глядя назад.
Не желая проблем, я проигнорировал дэвов и спустился в небольшой зал в пещере под гробницей святого Хисти.
Едва я вошел, Сади со вздохом облегчения встала с лежанки и обняла меня, коснувшись лбом моей бороды.
– Где же Кинн?
Я окинул комнату взглядом. Ничего, кроме тростниковой лежанки Сади и узла из попоны, где она хранила одежду. Да еще ее большой изогнутый лук из какого-то темного дерева, определенно нездешнего.
– Откуда мне знать? Я даже увидеть его не могу. – Она не сводила с меня счастливого взгляда янтарных глаз. – Насколько я понимаю, все прошло не так, как ты надеялся.
– Эта женщина выбрала для себя тяжкий путь.
– Ты должен рассказать шаху Кярсу.
– Я уже сообщил все Лучникам Ока. Кярс, наверное, теперь знает. Если так, он будет здесь не позднее чем через три дня.
Сади обрезала свои вьющиеся рыжие волосы выше плеч. С каждым днем она все сильнее худела, и это меня тревожило. Раз она отказывается от еды, значит, живет чем-то другим, вероятно горем. Но я так и не смог убедить ее о нем рассказать.
– Знаешь, – я откашлялся, – тут один шейх готовит ароматный шафрановый рис. И я видел овец в загоне, а всего в десяти минутах ходьбы есть прилавок с чесночным йогуртом. Паломников почти нет, так что очередь будет недолгой.
– Я что, выгляжу истощенной?
– Ты не завтракала со мной. А обеденное время давно прошло. – Я вздохнул. – Знаешь, если так строго постишься, то и магом следует быть тебе, а не мне.
– Если ты хочешь, чтобы я ела, я буду есть.
– Я не хочу, чтобы ты ела. Я хочу, чтобы ты хотела есть.
Она потеребила браслет из разноцветных бусинок. Он был куплен у мастерицы-кармазийки на большом базаре. Сади сказала, он похож на тот, что когда-то сделала для нее мать.
– Идем, – сказал я. – Поговорим где-нибудь на свету.
Мы вышли, миновали главную улицу, где размещались храмы, и прошли между скал по извилистому проходу, ведущему к одному из множества здешних садов, каждый из которых славился особыми цветами. Я пересказал Сади весь наш разговор с Сирой и поведал ей, что об этом думаю. Она лишь кивала, не высказывая своего мнения, хотя оно у нее, без сомнения, было.
Мы сидели среди пальм на мягкой траве, на поляне между горами, держа кофе с кардамоном и сахаром, и еще деревянную миску с сочными финиками. Легкий ветер целовал наши лица. Здесь обычно было полно людей, отдыхавших между посещениями гробниц, но из-за беспорядков в Аланье сейчас поляна принадлежала только нам.
Я с облегчением смотрел, как Сади жует единственный финик, хоть она и выплюнула бо́льшую часть мякоти вместе с косточкой. Мы оба через многое прошли, но в тяжелые моменты она становилась беспомощной. Когда Сади захватил Марот, это мало чем отличалось от того дня, когда император Ираклиус забивал ее камнями. Оба раза ее должны были принести в жертву огромному злу. Несмотря на всю свою силу, Сади становилась агнцем, отданным на заклание. Так что я хотя бы поверхностно понимал, почему она с трудом вставала с постели и едва могла проглотить кусок хлеба.
Но и утешения не срывались сейчас с моих губ. Я любил ее, но мог ли, не солгав, обещать, что всегда буду с ней и стану ее защищать? Я не мог сказать это искренне, потому что и сам во многом беспомощен.
– Сади…
Больше я не сумел произнести ничего.
– Кева, мы здесь чужие.
– Да, чужие.
– Так зачем мы здесь? Почему…
Она точно знала ответ и поэтому замолчала.
– У меня есть долг. А тебе я не скажу ни уйти, ни остаться. Это только тебе решать. Настаиваю лишь на том, чтобы ты везде была в безопасности.
– Для тебя долг – это все. Ты давал клятву верности моему деду,