Книга Когда Венера смеется - Стивен Сейлор

тоже, учитель, — я настаиваю! Я не позволю тебе покинуть мой дом, предварительно не подкрепившись.

Дион с усталым и смущенным видом склонил голову, дрожа от волнения и, вне всяких сомнений, от голода. Он пробормотал что-то про себя, затем наконец поднял голову и кивнул.

— Да — александрийские блюда, ты сказал?

— Что мы предложим нашим гостям? Вифания, ты меня слышишь?

Она, казалось, очнулась от своих грез и прочистила горло.

— Я могла бы приготовить лепешки по-египетски… и что-нибудь из чечевицы и колбасы…

— О да, это было бы превосходно, — сказал Дион, глядя на нее со странным выражением лица. Пусть он был философом, но голод и тошнота могут подавить разум любого человека.

Внезапно рядом с Вифанией возникла Диана. Дион, казалось, смутился еще больше, переводя взгляд с матери на дочь. Они были пугающе похожи.

Вифания удалилась так же внезапно, как и вошла. Диана задержалась еще на минуту, подражая, казалось» угрюмому выражению лица матери. Чем дольше я живу под одной крышей с женщиной, тем более таинственным существом она мне кажется, а с тех пор, как их стало две, загадочность этой тайны удвоилась.

Диана повернулась на месте и последовала за матерью той же быстрой, надменной походкой. Я посмотрел на своих гостей. «В сравнении с пониманием женщин, — подумал я, — понимание мужчин — будь это даже одетый в столу философ или галл, лишившийся своего пола, — не представляет особых трудностей».

Рабыня принесла нам еще вина и немного хлеба, чтобы мы утолили голод в ожидании, пока готовится еда. Из сада потянуло холодом, поэтому я позвал Белбона, чтобы он подбросил угля в жаровню, пока сам я закрывал ставни. Выглянув наружу, я заметил, что сумерки уже окутали атриум и лицо Минервы покрыто непроницаемой тенью.

После того как вино и немного хлеба попали к нему в желудок, Дион нашел наконец в себе силы рассказать о событиях последних дней, которые ввергли его в состояние неуверенности и страха.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Что ж, лучше начать с самого начала, — вздохнул Дион, — насколько можно, правда, найти начало в столь запутанной истории. Кое-что об этом тебе уже известно…

— Освежи мою память, — сказал я.

— Ну хорошо. Насколько я помню, Александрия всю жизнь находилась в состоянии политической нестабильности. Члены царского рода Птолемеев постоянно вели друг против друга бесконечные войны. Для жителей Александрии это заканчивалось либо кровавой резней, либо тяжелейшими налогами. Поэтому люди то и дело поднимались на бунт и прогоняли из столицы одного правителя за другим. Один Птолемей отправлялся в изгнание, другой занимал его место — я не стану утомлять тебя перечислением имен. Победитель обосновывался в Александрии с ее богатейшими житницами и царской сокровищницей. Проигравший убегал на Кипр, где принимался замышлять реванш. Я уж и не помню, который из Птолемеев находился на троне, когда ты жил в Александрии, Гордиан…

— Александр, по-моему.

— Да, верно; пару лет спустя разъяренная толпа прогнала его из города, а позже он умер при подозрительных обстоятельствах. Тогда на трон вступил брат Александра, Сотер. Восемь лет спустя Сотер умер, не оставив после себя законных сыновей. Это было двадцать четыре года назад. — Дион соединил пальцы обеих рук вместе. — Единственным законным наследником мужского пола, в жилах которого текла кровь Птолемеев, был племянник Сотера, носивший, как и его отец, имя Александр. Случилось так, что, когда Сотер умер, Александр жил здесь, в Риме, под покровительством диктатора Суллы; так впервые римляне попали в эту историю. Опираясь на поддержку римской дипломатии и на средства, занятые у римских банкиров, Александр П вернулся в Египет, чтобы предъявить свои права на трон. При этом ему пришлось жениться на своей тете, жене Сотера, потому что она отказывалась отрекаться от своего положения царицы. Итак, он женился на ней — и в скором времени убил ее. Но царица пользовалась популярностью в народе. Ее смерть разожгла в городской черни ярость.

— Такую же ярость, как в случае мятежа из-за кошки? — фыркнул Тригонион. — Боюсь подумать, на что они способны, чтобы отомстить за убийство царицы, если та еще и пользовалась всеобщей любовью!

Не забегай вперед, — откликнулся Дион, принимая свой учительский тон. — Александр II затем объявил о повышении налогов, чтобы рассчитаться с римскими банкирами. Это стало последней каплей. Через девятнадцать дней после того, как новоиспеченный царь вступил на трон, городская толпа выволокла его из дворца и убила. Они разорвали его на части, член за членом.

Это была в точности такая история, которые любили пересказывать друг другу римляне, чтобы почувствовать гордость за относительную цивилизованность нравов своей республики. Когда я был молод, мне нравилась страсть александрийцев к политике, хотя я так и не смог привыкнуть к тому, как легко они могли впасть в состояние внезапной и крайней жестокости. Александрийские целители торговали вразнос припарками, название которых по-египетски звучало как «средство от человеческих укусов, останавливающее кровь», и большинство домовладельцев держали его под руками — красноречивый факт, проливающий свет на характер александрийцев.

— А теперь мы подходим к началу нынешней ситуации — египетскому кризису, как ты назвал его, Гордиан. Два незаконнорожденных сына Сотера после завершения краткого и бесславного правления их кузена Александра II выступили, чтобы одновременно заявить свои претензии на царский трон.

— Храбрые люди! — отпустил саркастическое замечание Тригонион.

— Одному из бастардов достался Кипр, другой взял себе Египет и правил после этого двадцать лет — наглядное свидетельство тому, что человек может занимать трон, не обладая при этом ни единой царской добродетелью. Его полное имя по-гречески звучит, — Дион, как опытный оратор, вдохнул побольше воздуха, — как Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис.

— Птолемей-бог: любящий отец, любящий брат, новый Дионис, — перевел я. Дион поджал губы.

— Мы в Александрии зовем его просто Птолемей Авлет — флейтист.

— Свирельщик! — рассмеялся Тригонион.

— Да, царь Птолемей Свирельщик, — нахмурившись, сказал Дион, — единственным достоинством которого является умение играть на флейте, которую он не выпускает из рук ни днем, ни ночью, ни в пьяном, ни в трезвом виде. Он приглашает хоры певцов в царский дверец и сам аккомпанирует им. Он выступает с собственными сочинениями на дипломатических приемах. Он организует состязания и меряется талантом с простыми музыкантами. За что Египту достался такой правитель? Он унаследовал в карикатурном и преувеличенном виде все худшие качества своего дряхлого рода — вялость, потворство собственным слабостям, страсть к роскоши, лень…

— Ему следовало стать галлом, а не царем, — засмеялся Тригонион.

Дион бросил на него косой взгляд.

— Вынужден согласиться с тобой.

— Помнится, Цицерон сказал про него в одной из