Книга Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич

до вас один доктор был. (Переходит к треноге.) Это у нас одновременно и дыба, и кол. На этом инструменте я пытаю особо упорных. Веревки с петлями набрасываются на руки, ноги и поясницу. Я подтягиваю за все три сразу, господин квалификатор задает вопросы, еретик скрипит зубами, но молчит. Тогда я подсовываю ему треногу под мягкое место и постепенно отпускаю веревки… И вы бы послушали, какими разговорчивыми становятся упорные… (К Скорине.) А мед с чем давать мальчонке?..

С к о р и н а. Лучше с горячим молоком.

П а л а ч. Спасибо. Тот доктор также советовал, когда моя Берта хворала. Смех, ей-богу, — она выздоровела, а он у меня до костра помер… Это у нас колода. Сюда мы заковываем с руками и ногами. Некоторые, бывает, дрыгают. Под пятки подставляем вот эту жаровню… На стенах — мелочь, пожалуй, кроме вот тех тисков. Ими я зажимаю самое нежное, что есть у мужчины. Пожалуй и все для начала. (К Скорине.) А может, у вас от живота что есть?

С к о р и н а. Есть, да с собой не взял. Не знал, что с вами встречусь.

П а л а ч. Жаль… А здесь у нас пациент. (Отодвигает ширму.)

За ширмой распятый  О д в е р н и к.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

VIII

Камера пыток. Задумчив и печален  С к о р и н а. О д в е р н и к  рассматривает орудия пыток.

О д в е р н и к. А наши сейчас к зубриным ловам готовятся… Настоящая охота на настоящего зверя. И нет ничего справедливей, как сойтись с ним один на один…

С к о р и н а.

Что до меня, то охота ко мне не вернется.

Время тревог проминуло, осталась лишь память

Грустного сердца. Я мыслью туда возвращаюсь,

Денно и нощно всё памяти сеть расставляю —

То есть охочусь за каждым мгновеньем бесценным,

Раньше потерянным, нынче — увы! — невозвратным.

Что в тех желаньях? Былое вернуть невозможно.

Гонишься вслед за утраченным временем, смертный, —

Не догоняешь — убито. И пусть пропадет,

Времени бурному воли своей не навяжешь.

О д в е р н и к (схватив какой-то железный прут, как со шпагой, становится в боевую позицию). Защищайся, несчастный!.. (К Скорине.) Хотел бы я знать: где он теперь?.. (Замечает, как шевельнулась ширма. Он отводит ее в сторону и видит ухо, прижавшееся к нише.) Хорошо, Франциск, что мы с тобой золото и деньги в лесу спрятали. А то эти шакалы обобрали бы нас как липку.

Скорина ничего не понимает, а Одверник хватает подслушивающего за ухо, да так крепко, что тот дико ревет и наконец вырывается.

Вырвался, гад! Был бы нож, святое судилище котел студия наварило бы. Вот такое ухо было! С шапку!

С к о р и н а. О каком золоте ты плел?

О д в е р н и к. Ухо увидел — сказку вспомнил, как один дурень двоих умных спас…

Вбегает  п а л а ч  с окровавленным ухом и озверело замахивается цепью на Одверника. Тот отступает назад и попадает в ящик. Решетка автоматически захлопывается. Палач вертит колесо. Стенки ящика с острыми железными шипами движутся одна к другой и зажимают Одверника. Скорина в отчаянии. Появляется  к в а л и ф и к а т о р.

П а л а ч (хохочет). Я из тебя не только золото, я из тебя все жилы вытяну!..

К в а л и ф и к а т о р. Что? Что? Что?

П а л а ч (опомнился, испуганно). А ничего…

О д в е р н и к. Не видеть вам нашего золота, как своих ушей. Я скорее на плаху… Лучше черту лысому, чем тебе, сыроеду окаянному, золото наше!.. Франциск, скажи им.

С к о р и н а (поняв замысел Одверника). Успокойся, Юрий! Ни деньги, ни золото с собой не возьмешь. Не наша, а их сила. Не знаю, как ты, а я бы по-доброму отдал им все, пусть только вывезут на Белую Русь Маргариту, Петра, книги наши и станок печатный, а нам про то знак привезут от бургомистра виленского Якуба Бабича.

К в а л и ф и к а т о р. Оставь нас, мастер, и подержи язык за зубами, если не хочешь поменяться местами с еретиком.

Палач бьет цепью по теснейшему узилищу и выходит из камеры пыток.

(Одвернику.) Предусмотрительные еретики. (Откручивает колесо.)

О д в е р н и к. С такими мастерами, как вы, будешь предусмотрительным.

IX

Трактир. Появляется  И о х и м. Подойдя к стоящей в углу бочке, отодвигает ее в сторону, поднимает крышку, заглядывает в подвал.

И о х и м. Guten Morgen, Frau Margarita. Guten Morgen, mein junger Freund Peter.

Из подвала вылезает  М а р г а р и т а, за ней  П е т р.

(Подает руку Маргарите.) Bitte, Frau Margarita, bitte. (Петра осаживает назад.) Ein Moment. Zurück! Peter, für dich Hinausgehen verboten. (Закрывает подвал.)

М а р г а р и т а (бросается к Иохиму). Что же ты делаешь! Пусти! Пустите его!..

И о х и м (вежливо отодвигает Маргариту). Zurück, Frau Margarita! Inquisition. Feuer. Kaputt. (Ставит бочку на лаз в подвал.)

М а р г а р и т а (плачет). Лучше уже капут, чем в тюрьме твоей сидеть!

И о х и м. Nicht verstehe.

М а р г а р и т а. Что же тут ферштеить? Темно, говорю, сыро там, мыши! Холодно, как в ледне! (Содрогается от холода.)

И о х и м (догадался). А-а-а… Хо-лет-но… Я-я…

М а р г а р и т а (радостно). Я-я… Окоченел Петр. Выпусти!..

И о х и м (берет руку Маргариты). Я-я. Хо-лет-но… Кальт! (Дышит ей на руку, прикладывает к своей щеке, целует.)

М а р г а р и т а (испуганно отнимает руку). Да иди ты…

И о х и м (ласково). Nicht verstehe?

М а р г а р и т а. Ни капельки…

И о х и м. Я-я… arbeiten, Frau Margarita, arbeiten. (Показывает на пол.)

М а р г а р и т а. Провалиться бы тебе со своим арбейтом! Про Юраську и Франциска опять ни слова. Уже ни денег, ни золота не спрашиваешь. Знаешь, паук, что высосал из нас все, что мог.

И о х и м. Я-я… Schneller arbeiten! (Выходит.)

М а р г а р и т а. Только от тебя и слышишь: арбейтен… (Метет пол, потом идет к бочке и хочет отодвинуть ее.)

Появляется  И о х и м.

И о х и м. Verboten, Frau Margarita, streng verboten. Inquisition! Feuer! Kaputt!

М а р г а р и т а (плачет). Ну выпусти же ты его хоть на часиночку. Он же зайдется там, сердешный! Захворает!..

И о х и м. Я-я… Захворает, сердешный. (Весело хохочет, потом неожиданно хватает в объятия Маргариту и начинает целовать ее.) Ich liebe dich. Meine Liebe.

М а р г а р и т а (кричит). Отцепись, порховка вонючая! (Сильно толкает Иохима, и тот летит через бочку.) Ишь присмоктался пиявкою! Как что другое, так ты не понимаешь?!

И о х и м (с издевкой). Майн либе фрау Маргарита, Иохим понимает столько, сколько надо, и еще кое-что имеет в запасе. И если Иохим понял твою беду, то почему бы тебе, молодой и красивой, не понять его небольшого желания?

М а р г а р и т а. Ты говоришь по-нашему?! Святой и бессмертный!..

И о х и м. А почему бы и нет?.. И ты тоже должна понять, что, спрятав вас у себя от инквизиции, Иохим стал на острие ножа. Ты думаешь, кому-то охота стоять на остром? И если у тебя ничего другого нет, то не толкай Иохима через бочку. Он у тебя много не возьмет. Он возьмет даже не столько, сколько