Книга Кириньяга. Килиманджаро - Майк Резник

мбого?

– Когда мое копье станет более точным. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Может, завтра.

Я задумчиво посмотрел на него и сказал:

– Завтра будет еще не скоро. А у нас есть дело сегодня вечером.

– Какое дело?

– Ты должен найти десять своих друзей, еще не достигших возраста обрезания, и сказать им, чтобы пришли к пруду в лесу к югу. Они должны прийти туда после захода солнца. Передай им, что мундумугу Кориба приказал не говорить никому, даже родителям, куда они отправятся. – Я сделал паузу. – Ты все понял, Ндеми?

– Все.

– Тогда иди. Доставь им мое послание.

Он вытащил копье из соломенного буйвола и быстро зашагал в деревню – молодой, высокий, сильный и бесстрашный.

Ты – наше будущее, – думал я, глядя ему вслед. – Не Коиннаге, не я, не молодой жених Нджогу, потому что их время настанет и пройдет еще до начала битвы. От тебя, Ндеми, будет зависеть судьба Кириньяги.

Когда-то давно кикуйю пришлось сражаться за свою свободу. Объединившись вокруг вождя Джомо Кениаты[6], чье имя большинство твоих предков успело позабыть, мы принесли страшную клятву движения мау-мау; мы калечили, убивали и совершали такие зверства, что в конце концов получили ухуру[7], потому что против такой жестокости у цивилизованного человека нет другой защиты, кроме отступления.

А сегодня ночью, юный Ндеми, когда твои родители заснут, ты и твои друзья встретитесь со мной в чаще леса и, каждый в свою очередь, узнаете о последней традиции кикуйю, потому что я призову не только силу Нгаи, но и неукротимый дух Джомо Кениаты. Вы произнесете слова ужасной клятвы и совершите жуткие поступки, чтобы доказать свою верность, а я, в свою очередь, научу каждого из вас, как принимать эту клятву от тех, кто придет вам на смену[8].

Есть время для всего: для рождения, для возмужания, для смерти. Есть, без сомнения, и время для Утопии, но ему придется подождать.

Потому что для нас настало время ухуру.

Ибо я коснулась неба

МАЙК РЕЗНИК – прирожденный рассказчик как вживую, так и в своих текстах. Но вот что странно: те истории, которые он рассказывает лично, выглядят как неправда (Обыграл меня в пул! Боролся со мной в грязи!), а те, что выходят на бумаге, абсолютно правдивы. Так же и с «Ибо я коснулась неба», моей самой любимой историей Майка Резника.

Я несколько раз разбирала эту историю в трех разных странах, и студенты всегда бурно реагировали на нее. Мы обсуждаем противоречивые убеждения Корибы и их отношение к современным политическим проблемам. Мы изучаем структуру рассказа, который является прекрасным примером «повышения ставок» сцена за сценой, по мере того, как обостряется конфликт между Корибой и Камари. Мы исследуем способы, которыми экспозиция одновременно разворачивает и контрапунктирует драматизированные сцены.

Но перед этим, когда каждый студент впервые читает рассказ, я слежу за их лицами. Я вижу, как они реагируют на правду Корибы и Камари, на их цельность и правдоподобие, их равенство по своей непримиримости в заведомо неравноправном обществе. Несколько студентов в конце расплакались. Я понимаю; это одна из немногих научно-фантастических историй, которая когда-либо заставляла меня плакать.

Так что не слушайте ничего из того, что Майк рассказывает, или, по крайней мере, слушайте это выборочно. Просто прочитайте его рассказы, начиная с этого.

Нэнси Кресс

ЭТО БЫЛ второй рассказ про Кириньягу, который я написал, и, хотя он не получил «Хьюго», я считаю его лучшим из них. Его издавали раз 29 во всем мире, и он получил награды в Японии и Испании. В 1990 году он был номинирован на премии «Хьюго» и «Небьюла» как лучшая короткая повесть и занял первое место в опросе журнала Science Fiction Chronicle.

Майк Резник

For I Have Touched the Sky. Первое издание в журнале The Magazine of Fantasy & Science Fiction в декабре 1989 года.

Январь 2131 года

Некогда у людей были крылья.

Нгаи, который в одиночестве восседает на золотом троне на вершине Кириньяги, даровал людям умение летать, дабы могли они срывать для себя сочные плоды с верхних ветвей деревьев. Но один мужчина, сын Гикуйю, первого человека, увидел орла и грифа, парящих в небе, – и, раскинув крылья, присоединился к птицам. Он поднимался все выше и выше и вскоре достиг высей, где не летало ни одно живое существо.

И тут внезапно протянутая рука Нгаи схватила сына Гикуйю.

– Что я такого совершил, что ты так грубо хватаешь меня? – спросил сын Гикуйю.

– Я живу на вершине Кириньяги, потому что это вершина мира, – объяснил Нгаи, – и ни одна голова не должна быть выше моей.

С этими словами Нгаи оторвал крылья сыну Гикуйю, а затем отобрал их у всех людей, чтобы ни один человек не мог подняться выше его головы.

Вот почему потомки Гикуйю с чувством зависти и утраты смотрят на птиц и больше не едят сочные плоды с верхних ветвей деревьев.

* * *

Много птиц обитает на Кириньяге, названной так в честь священной горы, на которой живет Нгаи. Мы привезли их вместе с другими животными, когда заключили с Эвтопическим Советом договор и переселились сюда из Кении, которая перестала значить хоть что-то для тех, кто чтит истинные традиции племени кикуйю. Наш новый мир стал домом для марабу и грифа, страуса и орлана-крикуна, ткáчика и цапли – и многих, многих других. Даже я, Кориба, мундумугу, шаман, наслаждаюсь разноцветьем их оперения и нахожу успокоение в их пении. Я провел много послеполуденных часов возле своего бома, привалившись спиной к стволу старой акации, наблюдая, как мельтешат перья, и слушая мелодичные песни птиц, слетающихся к текущей по деревне реке, чтобы утолить жажду.

В один из таких дней по длинной извилистой тропе к моему дому на вершине холма поднялась девочка Камари, которая пока не проходила церемонии обрезания, и в ладонях своих принесла какой-то серый комочек.

– Джамбо, Кориба, – поздоровалась она со мной.

– Джамбо, Камари, – ответил я, – Что ты принесла мне, дитя?

– Вот. – Она протянула птенца карликового сокола, который слабо пытался вырваться из ее хватки. – Я нашла его в нашем шамба. Он не может летать.

– Он уже полностью оперился. – Я поднялся и тут увидел, что одно крыло птенца неестественно вывернуто. – A-а! – сказал я. – Он сломал крыло.

– Ты можешь вылечить его, мундумугу? – спросила Камари.

Я осмотрел крыло птенца, пока девочка придерживала голову соколенка отвернутой в сторону. Потом отступил на шаг.

– Вылечить его я смогу, Камари, – проговорил я, – но не в моих силах вернуть ему возможность летать. Крыло заживет, но не сможет больше нести вес его тела. Думаю, мы должны убить птицу.

– Нет! – воскликнула она, потянув сокола к себе. – Ты поможешь ему выжить, а я буду заботиться о нем!

Я пристально посмотрел на птицу, потом покачал