Книга Остров кукол - Джереми Бейтс

уже решил, что вижу этого парня в последний раз. Но, похоже, драка вызвала в Хесусе сочувствие к этому костолому, и он начал приглашать Нитро буквально на все тусовки. Тот явился даже на день рождения Питы, который мы отмечали в этом июле. Пересекаясь с Нитро, я из кожи вон лез, стараясь его игнорировать, но в умении вывести меня из себя этот тип ничуть не уступал Хесусу, и еще дважды с той поры дело едва не дошло до рукопашной.

Посмотрев сейчас на Хесуса и Нитро, всякий бы подумал, что на свете не сыщешь настолько разных людей. Как обычно, Хесус изображал стареющего выпускника частной школы: твидовый пиджак поверх наглухо застегнутой белой сорочки, широкие брюки цвета хаки и темно-бордовые ботинки-лоферы. Нитро, с другой стороны, был одет наподобие меня самого — в спортивную майку с шортами и вьетнамками; единственная разница между нами — обе его руки наглухо забиты татуировкой, а длинные волосы стянуты резинкой в конский хвост.

И именно Нитро только что обозвал меня мистером Дни Грома.

— Слышь, чаво[7], — продолжил Нитро, завладев моим вниманием, — для гонщика… точнее, бывшего гонщика… там, на шоссе, Хесус заставил тебя изрядно наглотаться пыли.

— А кого прижали копы? — спросил я.

— А кто сачканул первым?

— Знаешь, крепыш, ты бы все-таки постарался оставить историю с дверцей в прошлом, — посоветовал я ему. Нитро никак не отреагировал на уничижительное прозвище, но я знал, что оно его коробит, а потому не стеснялся. — Знаешь, чего я никак не догоняю? — добавил я. — Это была даже не твоя квартира.

— Зед, — сказала Пита. — Завязывай.

Но мне что-то не хотелось обрывать игру. Эта поездка складывалась далеко не лучшим образом. Сперва был Хесус, который сам себя пригласил. Теперь он тащит с собою Нитро, — и никому не приходит в голову узнать мое мнение.

— С нами поплывет еще кто-то, о ком мне не сообщили? — спросил я.

— Вчера вечером мы упоминали, что Нитро едет с нами, — заметила Пита.

— Только не при мне, наверное.

— Уверена, что упоминали, — настаивала она.

— Так и было, — заверил меня Хесус со всей фальшивой искренностью. — Может, ты просто не помнишь?..

— Ребята, ребята! — бодро встрял Пеппер. — Какая теперь разница? Все мы уже собрались и намереваемся отлично провести время. Только это сейчас и имеет значение.

Он исполнил замысловатый жест, приглашая подняться на trajinera'.

— А теперь… Все на борт!

3

В центре гондолы был установлен длинный желтый стол. К нему придвинуты четырнадцать стульев — вволю места для каждого. Мы с Пеппером уселись друг против друга ближе к носу лодки, Хесус с Нитро — у кормы. Пита и Елизавета ловко разместились посередине, поставив между мной и Нитро живой барьер. Лодочник или гребец — или как там их называют, тех парней, что правят гондолами, орудуя длинным шестом, — сидел за две лодки от нас, играя в карты с двумя другими лодочниками. Мужик средних лет с проседью в усах и торчащими в стороны жесткими волосами цвета соли с перцем. Ниже воротника и в подмышках его рубахи темнели влажные солевые разводы.

Увидав, что мы поднимаемся на борт, он протрусил по набережной, исчез в толпе, но через пару минут вынырнул, неся большое ведро со льдом, набитое пивом, газировкой и соками в ассортименте.

Я спросил, сколько он хочет за это чудо. Тот ответил: триста песо из расчета по двадцать песо за напиток, — всего около доллара. Я передал деньги Пите; та — Хесусу; тот — предприимчивому мужику.

Затем Хесус водрузил ведро на стол, Елизавета и Пеппер вытащили себе по коле, а Хесус, Нитро и я — по пиву. Пита отказалась участвовать.

Она сидела на какой-то строгой диете, и я редко замечал, чтобы она позволяла себе попробовать что-либо, в чем хоть на одну калорию больше, чем в палочке сельдерея.

Лодочник оттолкнулся от пристани и ловко провел нас мимо сбившихся вместе суденышек. Оказавшись на свободной воде, мы немедля устремились прочь.

4

Канал заполняли и другие плоскодонные гондолы вроде нашей, большая часть из которых везла куда-то шумные мексиканские семейства, влюбленные парочки и туристов европейской внешности. Между суднами сновала целая флотилия торговцев в небольших, похожих на каноэ лодчонках. Ассортимент товара не уступал их собратьям за прибрежными лотками: дешевые украшения, глазированные яблоки, вареная кукуруза, игрушки, пончо, цветы. Хесус поманил поближе плавучее кафе torteria и заказал разнообразные сэндвичи. Пока мы их жевали — несмотря на две съеденные тамале, меня все еще терзал голод, — к нашей лодке подкралась плавучая платформа с целым оркестром разодетых в костюмы charro музыкантов-мариачи, которые какое-то время услаждали наш слух серенадами, — как вскоре выяснилось, по паре долларов за песню.

Вскоре мы выплыли из затора и углубились в древний лабиринт каналов. Старые здания, шумные рынки и привычная суматоха Куеманко уступили уже упомянутым Пеппером плавучим садам. Вдоль берегов выстроились полувечнозеленые растения. Многие из них, опираясь на несколько стволов, протянулись над водой, раскачивая пышные гирлянды темно-изумрудной листвы. Некоторые были просто чудовищных размеров, с просторную гостиную в диаметре; я решил, что этих красавцев высадили здесь ацтеки много сотен лет назад. Оттеняли их кораллово-красные «огненные деревья», лилово-синие палисандры и многокрасочные цветущие растения вроде бугенвиллеи, пуансеттии, олеандра и гибискуса.

По берегам каналов я кое-где подмечал старые крестьянские постройки, цветники и прочие следы мелких хозяйств. По зеленым пастбищам бродил скот, на пустырях суетилась птица. В воде плескались детишки; мужчины и женщины гнули спины на грядках; старики невозмутимо восседали на камнях, бревнах или других импровизированных лавочках, ничем по сути не занимаясь. Пита и Елизавета приветствовали их взмахами рук. Кое-кто из стариков лениво махал им в ответ.

В какой-то определенный момент я обнаружил, что Пеппер что-то говорит, обращаясь ко мне. Я вздрогнул, развернулся. Теплое солнышко и пасторальные пейзажи погрузили меня в состояние странного гипноза.

— Что ты сейчас говорил? — спросил я, поднося к губам остатки пива.

— Порой ты будто деваешься куда-то, Зед, — заметил Пеппер в своей кипучей, радостной манере. — Я спрашиваю, понял ли ты теперь, почему испанцы нарекли Сочимилько Венецией Нового Света?

— Здесь хорошо, — кивнул я.

— Ни за что не догадаться, но эти каналы служат братской могилой.

Я сдвинул брови.

— Ты это о чем?

— Массовое погребение, — объяснил он. — Во время революции военные сотнями сбрасывали в каналы тела своих врагов.

— Шутишь?

Пеппер покачал головой.

— Совсем недавно стало ясно, что дно всех этих каналов буквально устлано костями.

Значит, все это время мы плывем прямо по кладбищу? Зеленые берега вдруг перестали выглядеть таким уж райским уголком.