Книга Нарушители равновесия - Андрей Валентинов

И тут случилось то, чего Войча менее всего ждал. Ночной гость исчез. Не отступил, не убежал, а попросту сгинул. Не зашелестела трава, не скрипнули ветки — поляна стала мгновенно пуста, словно двум людям привиделся кошмарный сон. Войча протер глаза, но убедился, что зрение не подводит — возле кострища никого нет, кроме, разумеется, его самого, худосочного Ужика и привязанных чуть в сторонке коней.

Оставалось присесть прямо на траву и произнести что-то среднее между «Уф!» и «Фу!», что Войчемир и сделал. Вовремя — ноги начали предательски подрагивать. Хотелось, конечно, высказаться более определенно, хотя бы проорать привычный боевой клич Кеев, но сил на это уже не было.

— Он скоро вернется, — Ужик как ни в чем не бывало подкинул в малиновые угли несколько сухих веточек. — Он где-то близко живет. Они редко далеко от своих мест отходят.

— Он-ни? Вернется? — Войча чуть не подпрыгнул, — Кто? Этот?

— Чугастр, — Ужик перевернулся на спину и вновь принялся разглядывать созвездия. — Они добрые…

— Чугастр?!

О чугастрах Войча слыхал, хотя видеть их до этого не доводилось. В Савмате каждый охотник знал, что страшнее чугастра в лесу никого нет — разве что навы, но о тех и днем-то говорить опасались. О чугастрах же рассказывали одно и то же — злы, беспощадны и крайне умны — умнее всех зверей. Поговаривали даже, что некоторые из чугастров — вообще оборотни, и с такими встретиться — все равно что попасть в конце зимы прямиком в голодную волчью стаю.

— А… А почему он вернется? — перевел дух Войча.

— Так ты же его за орехами послал, — Ужик перевернулся на живот и дунул на разгорающееся пламя.

— Ага… Да… За орехами… — Войчемир ощутил в животе предательский холодок, — А ты, Ужик, ничего, молодец! Не струсил!

Признаться, Войча так не думал, помня испуганный писк, но считал своим долгом похвалить парня — хотя бы за то, что тот не побежал, и теперь его не надо искать по чащобам. Да и опыт подсказывал: после первого боя воина следует хвалить — в любом случае.

— Так ты же со мной был! — глаза Ужика наивно мигнули, — Ты же альбир!

— А! Ну да! Это конечно! — Войча ощутил нечто вроде гордости, — Чего мне этого космача бояться-то! Ты, Ужик, будь спокоен! Я тебя в обиду не дам!

Войча хотел произнести целую речь о том, кто есть альбир и почему альбиры Светлого — самые храбрые и сильные, но тут сзади послышался знакомый шорох.

Через мгновенье меч уже был в руке, а заодно — сабля, о которой Войча в первый раз попросту позабыл. Но чугастр был уже рядом — огромный, косматый. Черные глаза смотрели ровно и спокойно, а громадные когтистые лапы тянулись к людям.

— А! — Войчемир отскочил в сторону, соображая, что бедняге-Ужику, видать, конец — не убежит.

Чугастр широко шагнул к костру, наклонился, протянул лапы и… положил на землю что-то большое. Войча сглотнул: шкура. Большая шкура, не иначе кабанья, полная… Орехов!

Меч сам опустился вниз, за ним последовала огрская сабля. Между тем Ужик, как ни в чем не бывало, взял из кучи один из орехов и с хрустом раскусил.

— Хорошие, — сообщил он, даже не оборачиваясь. — Угощайся, Войча!

Еще не очень соображая, что делает, Войчемир послушно положил оружие и потянулся к шкуре. Нащупав горсть орехов, он одеревеневшими руками содрал остатки прилипшей к скорлупе зелени и отправил орех в рот. В последний момент он сообразил, что скорлупу глотать не надо, и начал поспешно выплевывать мелкие осколки.

Все это время чугастр спокойно ждал, стоя в двух шагах от костра. Огромные когтистые лапы смирно висели вдоль могучего тела, а блестящие черные глаза светились ровным доброжелательным интересом.

— Сыроваты немного, — Ужик попробовал еще один орех и кинул скорлупу в костер. — Не успел подсушить. Ладно, пусть идет!

Войча в первый миг даже немного обиделся за их ночного гостя. Сперва послали за орехами, а затем прогоняют, даже спасибо не сказав! Однако что-то делать было надо, и он, обернувшись к чугастру, принял как можно более солидный вид, прокашлялся и нахмурил брови:

— Так что, спасибо…

Войча чуть было не ляпнул «мил-человек», словно ночное страшилище было обыкновенным купчишкой, поднесшим Кееву альбиру свой скромный дар. Но «мил-человек» никак не подходило к данному случаю, поэтому Войчемир еще раз повторил: «Спасибо!» и, подумав, добавил: «Ну иди, чего стоишь?».

Вышло плохо — хуже некуда. Будь сам Войча на месте косматого незнакомца, то обиделся бы смертельно — с весьма печальными последствиями для обидчиков. Но чугастр, похоже, оказался куда более покладистого нрава. Он склонил свою круглую ушастую голову, прислушиваясь, и тут вновь раздался писк. Чудище попятилось и — Войча и глазом моргнуть не успел — сгинуло. Там где только что стоял огромный косматый гость, была лишь чуть примятая высокая трава. Облегченно заржал молчавший все это время Басаврюк, ему ответил Ложок, и Войча вновь без сил опустился у костра Ужик между тем уже успел набросать в костер дровяной мелочи и глядел в огонь, время от времени протягивая свою худую длинную руку в сторону орехов.

— Поспим? — осведомился он, даже не повернув головы. — До рассвета еще часа два.

Войчс было не до сна. Хотелось спросить о многом — почему Ужик пищит, словно какая-нибудь землеройка, не вернется ли чугастр, а главное — что же это делается на белом свете? Но вопросы все не складывались. Между тем Ужик, прикончив еще несколько орехов, сонно потянулся:

— Посплю, наверное… Надо было сказать, чтобы меду принес…

— Меду? — Войча опасливо покосился в сторону леса.

— Ага. Чего ему, такому дылде, стоит? Нашел бы дупло.

— А почему… почему он людей слушается? — вопрос наконец-то оформился и скатился с языка.

— А он не людей слушается, — Ужик накинул на голову свой нелепый черный плащ и стал поудобнее пристраиваться у костра. — Он тебя послушался. Силу чует! Ты же альбир!

Войчемир почесал затылок и, поразмыслив, решил, что заморыш прав. Почуяло чудище, что перед ним не кто-нибудь, не лесовик вшивый, не купчишка пугливый, а Кеев кмет, да еще Кеева рода! Надо ли говорить, что Войча ощутил нечто вроде гордости. Это уже не есь, которую он гонял под Ольмином! Это даже не лешак пуганый. Чугастр! Войча лишь жалел, что в Кей-городе ему попросту не поверят. Разве что Ужика с собой водить — как верного свидетеля.

Наутро ночные страхи показались пустыми. Лес звенел веселыми птичьими голосами, ярко светило раннее летнее солнце, и дорога вновь виделась простой и легкой. Так, собственно, оно и было. И этот день, и следующий, и еще целую неделю путешественники шли на полдень без всяких приключений. Точнее, шел Ужик, ступая босыми ногами по дорожной пыли, а Войчемир не спеша ехал на Басаврюке, напевал песенку про трех медведей справа и двух — слева, лениво прикидывая, как уговорить своего бестолкового спутника сесть на Ложка. Но заморыш оставался тверд в своем нелепом упорстве, и Войча, в очередной раз помянув загадочную «карань», оставлял все как есть.