Книга Дезертир - Андрей Валентинов

Больше о священнике мы не говорили, тем более предстоял короткий, но важный переход. К полудню мы должны миновать Севр, а значит, к вечеру рота будет в Париже. В Париже, где мне нужно найти «Синий циферблат»…

Гражданин Дюкло принялся приводить своих бойцов в вид, достойный истинных патриотов, я же вернулся на свою повозку, решив не суетиться зря. Скоро я буду в Париже и смогу наконец все выяснить…

Нет, не смогу! Все не так просто! Все совсем не просто!

В сказках и легендах призраки могут возникать ниоткуда и так же незаметно исчезать. Но я – кем бы ни был – не призрак. Для всех я – обычный человек, пусть несколько странный, потерявший память, забывший, кто он. Даже не так! Я – солдат армии Святого Сердца с чужими документами, совершенно не знающий – не помнящий – великий город, куда мне предстоит попасть. Я наверняка бывал в Париже и не раз, может, даже жил там, но надеяться, что тот, кто иногда подсказывает мне, будет выручать и дальше, слишком наивно. Тот Париж, где я когда-то бывал, уже не существует. Есть санкюлотский Париж, сердце трижды проклятой Республики, город, убивший своего Короля, растерзавший Королеву…

И в этом городе мне не поможет чужой документ. Прежде всего, национального агента Шалье будут искать. Его уже ищут. Значит, мне следует исчезнуть. Но исчезнуть в Париже трудно. Из слов гражданина Дюкло я уже знал, что граждане якобинцы позаботились об этом. Город разделен на секции, каждая из которых отвечает за порядок на своей территории. Ни одна гостиница, ни один домовладелец не примет постояльца без гражданского свидетельства, выданного секцией. Более того, он обязан тут же заявить о «подозрительном». Ко всему еще – патрули, облавы и просто бдительные прохожие. И – Революционный Трибунал, быстро «разъяснявший» каждого, кто вызвал сомнения. Мне нечего бояться смерти, но до «Синего цифеблата» добраться не дадут…

Отряд не спеша двигался вперед, вдоль дороги по-прежнему темнели голые, в черной влажной коре, деревья, а небо было все то же – серое, низкое. Небо, куда мне не было пути. Как жалко, что меня не оставили возле черного вспаханного поля!..

…Итак, мне требуется другой документ – обычное гражданское свидетельство, выданное одной из секций. Я должен раствориться, исчезнуть… что не так и сложно. Достаточно подстеречь в глухом переулке неосторожного «патриота», предъявить свой пропуск и потребовать его гражданское свидетельство. После чего одним «патриотом» станет меньше…

Нет, не станет. Я вдруг понял, что мне, нынешнему, запрещено убивать. Кем, почему, я не знал, но этот запрет был столь ясный, столь очевидный, что я тут же отбросил мысль о чужом документе. Да и это не поможет. Из слов лейтенанта я знал, что гражданское свидетельство нужно регулярно регистрировать. Значит, требуется что-то другое…

Вдали показались красные крыши Севра, и я вдруг понял, что уже бывал здесь. Севр, чуть дальше – Сен-Клу. Но ничего более не вспоминалось. Просто тот, кем я был когда-то, приоткрыл еще один краешек ушедшей жизни. Я уже почти добрался. Остается миновать заставу, а затем…

«Затем» наступило не сразу. Возле заставы Сент-Антуан нам пришлось задержаться, причем надолго. Оказывается, байка, пущенная в лихой газетенке гражданина Эбера, отозвалась сильным эхом. Роту Лепелетье не ждали, более того, появление полутора сотен вооруженных молодцов вызвало настоящую тревогу. Напрасно лейтенант Дюкло тыкал под нос стражам в уже знакомых красных колпаках и карманьолах свой мандат, напрасно солдаты, чуя близкий дом, драли глотки. Стража выставила вперед стволы мушкетов и даже выкатила две пушки. Пушки были, правда, времен Бертрана Дюгесклена, но даже с такими, когда они смотрят тебе в лицо, лучше не связываться. Рота поутихла и принялась ждать.

Похоже, лейтенант Дюкло надеялся, что я предъявлю свой документ, дабы внести ясность в ситуацию, однако именно этого делать явно не следовало. Лейтенанту я пояснил, что мои полномочия действительны лишь вне Парижа и, кроме того, порядок есть порядок. В конце концов добрые патриоты разберутся, что перед ними не переодетые шуаны, а краса и гордость парижских санкюлотов.

Разбирались уже в полной темноте. Появился какой-то юркий субъект в шляпе с перьями и в чем-то, напоминающем грязное полотенце, натянутое поверх шинели. Чуть позже стало ясно, что это не полотенце, а трехцветная перевязь, правда, изрядно потерявшая свой вид. Субъект оказался кем-то из депутатов Конвента, специально посланный разобраться. Оказывается, якобинский ареопаг уже два часа дискутирует, что делать с ротой Лепелетье – пустить в Париж или не просто пустить, а устроить празднество с торжественным маршем к Манежу и пушечной пальбой.

Тут уж даже самые заядлые санкюлоты не выдержали, заявив гражданину депутату, что они больше полугода не были дома и пусть он со своими коллегами сам марширует на площади у Манежа, если им всем в Конвенте больше нечего делать. А насчет пушечной и прочей пальбы, то рота Лепелетье охотно эту пальбу устроит, причем в самое ближайшее время, если ее не пустят в город. Депутат махнул рукой, вполне человеческим голосом пожаловался на обилие идиотов и приказал нас пропустить – под свою ответственность.

Мы шли гулкими пустыми улицами, распугивая патрули, а я все глядел по сторонам, пытаясь угадать, где мы и куда двигаемся. Я не узнавал город. Все казалось чужим, непонятным. Нет, одному мне не разобраться. Значит, спешить нельзя, надо дождаться утра…

Дожидаться пришлось в каком-то подобии сарая, куда рота свалила оружие перед тем, как разбежаться по домам. Лейтенант Дюкло решил проявить истинный героизм и остаться на месте, дабы оное оружие не растащили. Меня это вполне устраивало, поскольку деваться было некуда, а отпускать гражданина Дюкло не хотелось – наутро он был мне нужен. А посему мы легли прямо на шинелях у двери, которую для верности заложили оглоблей, лейтенант уснул, а я долго лежал с закрытыми глазами, вновь и вновь продумывая свой замысел. Конечно, ничего хитрого изобрести нельзя, но иногда и самые простые задумки срабатывают.

Наутро нас сменили, и мы поспешили в секцию. Грозный оплот санкюлотизма разместился на втором этаже грязной старой харчевни. Там в это утро было людно – готовился праздник по поводу возвращения славных бойцов из победоносного похода. Этим было занято и руководство секции, вероятно, сочинявшее подходящие к случаю речи – в прозе и стихах. Но для нас сделали исключение. Меня и лейтенанта тут же приветствовал желтолицый, худой, словно жердь, тип, оказавшийся председателем секции 10 Августа, фамилию которого я не запомнил, да и запоминать не собирался.

Пока председатель сжимал в братских объятиях гражданина Дюкло (они были не только соседями, но и дальними родственниками), я бегло осмотрелся. Помещение секции имело истинно революционный вид, то есть выглядело донельзя убого. Поверх давно не штукатуренных стен красовался лозунг «Свобода, Равенство, Братство или Смерть», напротив помещалась криво исполненная надпись «Смерть – тиранам!», а в углу стоял гипсовый монстр в красном колпаке – бюст, изображающий то ли кого-то из якобинских вождей, то ли просто местного домового. Стены были оклеены афишками с декретами, причем некоторые из них умудрились прикрепить вверх ногами.