Книга Восемь Драконов и Серебряная Змея - Евгений Чепурный

его кожа, гладкая и чистая, больше пристала бы неоперившемуся юнцу. Глаза неизвестного были закрыты, а руки бездвижно покоились на коленях.

Шэчи нервно хихикнул, подумав о вспомненной им недавно легенде про живущего в горах Лэйгу то ли отшельника-даоса, то ли бессмертного. Он заключил, что отшельником оказался Су Синхэ, а бессмертным — его таинственный учитель.

Глаза молодо выглядящего старца распахнулись, и остановили свой строгий взгляд на Инь Шэчи. Тот смутился, устыдившись своего неуместного веселья, но учитель Су Синхэ словно и не заметил этого, продолжая разглядывать юношу. Шэчи, собравшись с мыслями, опустился на колени, и земно поклонился.

— Вы спасли мою жизнь, благодетель, — церемонно произнес он. — Я в неоплатном долгу перед вами.

— Как твое имя, юноша? — спросил старец. Инь Шэчи мгновенно узнал его голос, пусть тот и не звучал более небесным громом. Наследник семьи Инь поднялся на ноги, и вежливо представился, упомянув свое происхождение, и достаток своего семейства.

— Позвольте узнать ваше досточтимое имя, благодетель, — вежливо попросил он.

— Называй меня Уя-цзы, — ответил старец. — Я — глава секты Сяояо, и, в последние тридцать лет, невольный пленник этих гор, — в его голосе прозвучала тоска.

— Вам нужна помощь? — быстро спросил Шэчи. — Я могу обратиться к отцу. Клянусь, он не пожалеет ничего для моего спасителя.

— В этом нет нужды, малыш, — лицо Уя-цзы пересекла мимолётная улыбка. — Расскажи о себе. Каковы твои увлечения? Выбрал ли ты себе занятие по душе? Есть ли у тебя мечта, или сокровенное желание?

— Я немного знаком с Четырьмя Искусствами, и среди них, каллиграфия даётся мне легче прочих, — с готовностью ответил юноша. — Семья помогает мне готовиться к чиновничьему делу…

Он рассказал загадочному старцу о своих занятиях и пристрастиях, описав свои невеликие успехи в науках и искусствах. Поддавшись неожиданному порыву, он поведал Уя-цзы о сомнениях в правильности своего пути, и повинился в неблаговидных поступках — обидных розыгрышах и насмешках, — совершённых из неприятия своей несвободы. Необычайный старец слушал очень внимательно, словно перед ним звучала не исповедь вполне обыденного юнца, а описание тайн мироздания. Едва лишь красноречие Инь Шэчи иссякло, Уя-цзы степенно спросил:

— Известны ли тебе работы Бо Цзюйи?

— Конечно, — удивлённо ответил Шэчи. — Будущему чиновнику было бы стыдно не знать стихов Бессмертного Поэта.

— Хорошо, — довольно кивнул его собеседник. — Тогда прочти мне его стих о бесконечной тоске…

Уя-цзы донимал юношу вопросами целую вечность, вынудив его показать все свои знания Четырех Искусств. Инь Шэчи почувствовал себя преждевременно экзаменуемым, со строгостью, чрезмерной даже для столицы. Когда, после очередного ответа юноши, нового вопроса не последовало, взмокший и растрепанный Шэчи не сразу понял, что ему больше не нужно выдавать очередную цитату из классиков, суждение о конфуцианских ценностях, или же оценку художественных произведений древности. Он глубоко вздохнул, переводя дух, а Уя-цзы едва заметно улыбнулся.

— Само небо послало мне столь достойного юношу, — благодушно произнес он. — Поклонись мне, Шэчи.

— Поклониться вам? — непонимающе спросил тот. Его разум, утомленный этим неожиданным подобием экзамена, работал со скрипом, и отказывался понимать происходящее.

— Верно, — безмятежно ответил старец. — Поклонись мне земно, — юноша ошарашенно заморгал было на эту странную просьбу, но, спустя пару мгновений, все же догадался, к чему она.

— Вы хотите взять меня в ученики? — радостно воскликнул он. Его привела в искренний восторг возможность поучиться у человека, несомненно, необычайного и знающего, о чем говорили и чудесное спасение Шэчи, и впечатляющий облик Уя-цзы, невозможным образом сочетающий в себе старость и юность, и таинственное убежище, в котором они находились.

— Вы слишком добры ко мне, мудрец — спасши мою жизнь, вы не только не требуете награды, но и сами хотите одарить меня знаниями! — воодушевленно продолжил он. — Я с радостью поклонюсь вам, как учителю, вот только… — он с досадой огляделся. — В этой пустынной долине не найти ни чая, ни чашек[3]. Мне спросить о них у господина Су?

— Не нужно, малыш, — Уя-цзы улыбнулся чуть шире, чем раньше. — По правилам моей секты, для ритуала принятия в ученики нужно лишь согласие учителя, и шесть земных поклонов, — он ожидающе посмотрел на юношу.

— Учитель, — почтительно произнес тот, и, бухнувшись на колени, поспешно поклонился нужное количество раз.

— Встань, ученик, — велел ему старец. — Встань и подойди поближе.

— Вы собираетесь передать мне что-то? — спросил довольно улыбающийся Инь Шэчи.

— Ты вновь понял все верно, — ответил Уя-цзы. — Я передам тебе свою силу. С помощью техники внутренней энергии нашей секты, я сделаю семьдесят лет моего развития твоими.

— Но… как это возможно? — озадаченно спросил юноша. — Разве энергию ци можно передавать из рук в руки, словно связку монет?

— Много странных вещей случается под луной, ученик, — был ответ. — Не нужно сходу отрицать что-то, чего не понимаешь. Используя Искусство Северной Тьмы, я насыщу твои меридианы и источник своей энергией, расширяя и укрепляя их. Обновленные, они сделают тебя равным сильнейшим из практиков боевых искусств.

— Это… звучит слишком просто, учитель, — тронул подбородок Шэчи. — Почему, обладая этим искусством, секта Сяояо не правит миром? Ведь если один мастер техник внутренней энергии может делать людей могучими воителями, попросту воздействуя на них своей ци, почему вы, или ваш учитель, или его учителя, не отыскали достаточно верных соратников, и не превратили их в непобедимую армию?

— Давненько я не отвечал на подобные вопросы учеников, — ностальгически улыбнулся Уя-цзы. — Я неспроста говорил о передаче силы, а не об одарении ею. Ничто не берется из ниоткуда. С помощью Искусства Северной Тьмы, один мастер техник внутренней энергии может создать лишь одного такого же. Изменяя чужие меридианы, он истощает собственные, и чем больше ци он передает, тем сильнее калечит себя. Я же и вовсе передам тебе силу ценой своей жизни, — старец грустно улыбнулся. — Тридцать лет назад, мой второй ученик предал меня из жадности, и, напав исподтишка, сбросил вот с этой скалы, — он кивнул в сторону близкого обрыва. — Синхэ, старший из моих учеников, спас меня, но не сумел исцелить. Я искалечен, и жизнь едва держится в моем теле. Без подпитки внутренней энергией, я умру в