Книга Море лунного света - Джулиана Маклейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Невероятно, – ответил телеведущий. – И приборы снова заработали?
– Да, как только мы вышли из тумана, электричество снова включилось. Но в тот же день мы узнали о грузовом судне, которое исчезло примерно там же вскоре после нашей странной истории. Радиосвязь с ними пропала, и никаких обломков или доказательств, что судно затонуло, так и не нашли. Сигналов бедствия не поступало, так что это загадка и по сей день.
В приступе паники я схватила пульт и выключила телевизор.
– Я больше не могу это выносить. – Я зажмурилась и прижала ладони ко лбу. – Я не хочу слушать о пропавших кораблях. Я просто хочу, чтобы моего мужа нашли.
Мама пододвинулась ближе и положила руку мне на плечо.
– Его по-прежнему ищут, – сказала она. – И, может, внимание СМИ – это даже хорошо. Чем больше людей об этом узнает, тем серьезнее будут следить за поисками.
Я откинулась на спинку кресла и попыталась взять себя в руки.
– Ты права. Это может помочь. – И я вновь включила телевизор.
Глава 5. Мелани. Нью-Йорк, 1986
Я постаралась не закатить глаза, потому что после недели размышлений о нашем разговоре я была убеждена, что мой терапевт просто шутил надо мной, когда делал вид, будто серьезно относится к моему проекту.
Избегая его взгляда, я любовалась стоявшей в углу комнаты лампой с бахромой, свисающей с абажура. Снова, как и на прошлой неделе, шел дождь, и в мокрой одежде мне стало холодно и неуютно.
– Еще один пасмурный день, – сказала я, уклоняясь от его вопроса. – Приходится включать лампы посреди дня.
– С другой стороны, можно сказать, что они призывают солнце на завтра. – Он тепло улыбнулся мне.
– Вам нравится ваша работа? – спросила я.
– Да, – ответил он.
– Повезло вам. А я даже не знаю, что буду делать с этой степенью, когда получу ее. Если получу.
– Это вас беспокоит? – спросил он, чуть подавшись вперед. – Что вы не закончите начатое?
– Не знаю.
Я не стала развивать мысль, и он задал другой вопрос:
– На прошлой неделе вы упомянули, что считаете свой проект слишком личным для вас. Не могли бы вы рассказать почему?
Я сбросила мокрые туфли, поджала ноги под себя, прижала к груди одну из декоративных подушек – ту, что с кисточками. Я долго собиралась с мыслями, а капли дождя стучали по оконному стеклу как галька.
– Когда я была маленькой, – наконец сказала я, – я часто ночевала в бабушкином трейлере. Он был очень уютным, чем-то похожим на ваш кабинет. Повсюду большие стопки книг и высокая напольная лампа, такая же, как у вас. – Я сделала паузу, доктор Робинсон терпеливо ждал, пока я продолжу. – На стене в гостиной висела старая черно-белая фотография дедушки. Я не знала его, потому что он умер задолго до моего рождения, но на этой фотографии он выглядел как настоящий герой. Во время Второй мировой войны он был летчиком. На фото он в кожаном бомбере и элегантном кепи стоит на крыле самолета и улыбается так уверенно… Я могла часами смотреть на эту фотографию. Мне казалось, что он улыбается именно мне.
– Ваша бабушка когда-нибудь говорила о нем?
– Еще бы! Постоянно. Она рассказывала мне, каким он был чудесным человеком. Достойным и порядочным. Настоящим джентльменом. Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что она пыталась показать мне, каким должен быть муж и отец. Она знала, что я вижу дома, – мама вечно влюбляется во всяких неудачников, которые не могут удержаться ни на одной работе, зато критикуют то, что она готовит. Или называют ее никчемной и в конце концов бросают. – Я вздохнула и посмотрела в глаза доктору Робинсону. – Она не хотела, чтобы я стала такой, как мать: зацикленной на внешности, готовой съехаться с кем угодно, кто свистнет ей в баре. Она хотела, чтобы я следовала за своими мечтами.
Доктор Робинсон кивнул.
– А сейчас, как вам кажется, вы следуете за ними?
Я наклонила голову и посмотрела на него.
– Разве мы здесь не для того, чтобы ответить на этот вопрос?
Его руки были сжаты в замок, но он разжал их, как бы говоря: «Не знаю, для этого?» Я посмотрела на него.
– Ну хорошо. Если вы заставляете меня отвечать на каждый возникающий вопрос…
– Я вас не заставляю, Мелани, – тут же перебил он. – Здесь безопасно. Это не экзамен, вам не ставят оценки. Мы можем говорить о чем угодно. Никакого давления. Никаких ожиданий. Никакого осуждения.
При этих словах я испытала облегчение, потому что в последнее время – а на самом деле всю свою жизнь – давила на себя, чтобы не стать такой, как мать.
– Давайте вернемся к фотографии дедушки, – сказал доктор Робинсон. – Вы сказали, что он был пилотом.
Я вдруг осознала, что мне начинает нравиться психотерапия. Где еще можно целый час говорить о себе с человеком, который ловит каждое твое слово?
– Да. Вышло так, что дедушка, которого я никогда не знала, в сорок пятом году пропал у берегов Флориды во время обычных учений. Это была большая новость в то время. Его назвали Рейс Девятнадцать. Пять самолетов, исчезнувших бесследно. Поищите информацию об этом.
– Я уже искал, – ответил он. Я вскинула брови.
– Вы уже искали?
– Да. После того как вы на прошлой неделе рассказали мне о своей диссертации, мне стало любопытно. Меня всегда интересовала авиация. – На этом он остановился, и это меня расстроило. Я хотела узнать о нем чуть больше, но, как обычно, он перевел разговор на меня. – Невероятно, что ваш дедушка был одним из тех пилотов.
– Да, это моя претензия на славу, – сказала я с комической гордостью, будто развлекала гостей на вечеринке. Доктор Робинсон взял ручку и что-то черкнул в блокноте, потом снова перевел взгляд на меня.
– Итак, вас с самого детства интересовали исчезавшие самолеты, и вы решили посвятить свою жизнь области науки, которая потенциально может разгадать знаменитую тайну. К тому же это очень личная для вас тема, в какой-то мере связанная с вашей семьей. Особенно с вашей бабушкой, которую вы очень уважали и уважаете до сих пор. Но в последнее время вы почему-то потеряли интерес к работе. Ваши преподаватели, кажется, думают, что это как-то связано со смертью вашей мамы и горем, которое вы переживаете. Давайте поговорим об этом.
