Книга Колесницы судьбы - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бывает, что водитель совершает за рулем совершенно непостижимые поступки. К примеру – я тоже в тот раз выступал в качестве эксперта, потому что дело, увы, завершилось смертельным исходом, – водитель выезжает со второстепенной дороги на главную, где движение одностороннее, но едет не направо, в попутном направлении, как положено, а налево, сразу по встречной, и буквально сталкивается с фурой лоб в лоб. Или другой случай: товарищ, как сейчас помню, на «Пежо» неожиданно на автодороге из правого ряда сначала перестраивается влево, потом уверенно пересекает двойную сплошную, пытается развернуться через поток встречного движения – и тоже погибает под колесами тяжело груженного грузовика. «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[3], – закончил он высокопарной цитатой, а потом заговорщически наклонился к девушке и, понизив голос, быстро-быстро проговорил, выдыхая алкогольные пары: – Я вам о множестве необычных случаев из практики смогу рассказать и показать интереснейшие места в Москве и Подмосковье, если вы только согласитесь со мной встретиться, к примеру, завтра вечером?
– Идите, Аркадий Евстафьевич, – с легчайшей усмешливостью отбрила девушка, – вас супруга ждет, сифон чинить.
«Вот так, Алеша, у нас и закончилась та встреча. Вдобавок я договорилась о встрече с экспертом, который оценивал техническое состояние папиного автомобиля. Но произошло непредвиденное. Нас, меня и Петренко, вызвал Марголин, подпольная кличка Козел Винторогий. Он тогда был замначальника комиссии и полковником, большая для меня шишка, да и для Петренко, который в ту пору носил капитанские погоны, тоже. И сказал, строго сверля меня глазами:
– Вы чем занимаетесь, используя документы оперативного сотрудника?
– Выполняю задания капитана Петренко.
– А еще?
– Работаю в фирме прикрытия «Ритм-21».
– И только?
Петренко незаметно сделал ей знак: мол, признавайся.
Варя выдохнула:
– Пытаюсь расследовать смерть своих родителей. Они погибли в автокатастрофе в августе девяносто третьего года.
– Кто вам поручил заниматься этим?
– Никто. Это моя собственная инициатива.
– Официально в каком состоянии находится дело об их гибели?
– Оно приостановлено производством в главной военной прокуратуре.
– У вас появились новые данные, которые дали бы основания для возобновления производства?
– Никак нет.
– Ну так и чего вы лезете, Варвара, как вас, Игоревна? – начал возвышать голос и краснеть лицом Козел Винторогий. – Что нос суете в совершенно не относящиеся к вам материи?! Почему вы, без году неделя в комиссии, сразу начинаете с того, что злоупотребляете своим служебным положением?! Почему не сидите на попе ровно? Я строго запрещаю вам в дальнейшем касаться этого дела, поняли меня?!
«А когда я, почти в слезах, выскочила из его кабинета и мы с Петренко шли по коридору назад в отдел – он тоже выглядел смущенным, я это заметила, – он сказал мне: «Придется, Варя, все бросить».
– Даже странно, – сказал тогда Петренко, – откуда Марголин узнал о твоем интересе и почему его это так взбесило. Но ничего не поделаешь, приказ начальника – закон для подчиненного. Придется нам дело о гибели твоих родителей оставить. Если он вдруг узнает, что ты им все равно занимаешься, последствия могут быть самыми плачевными, вплоть до увольнения из рядов с позором.
«Вот так я и бросила тогда заниматься смертью мамочки и папочки. А потом меня послали на юг, в Абрикосовку и Суджук, расследовать дело о нападении гигантских ос, я уехала, там закрутилась. А потом другое, третье… Да не только в том дело! Марголин в комиссии оставался и почти все время являлся нашим с Петренко начальником, и я никак не могла поперек него пойти».
– Сейчас ты свободный человек, – сказал Данилов – сегодня, в июле двадцать второго года. – И никто, никакой Марголин, не сможет тебе помешать.
– Так ведь сколько времени с тех пор прошло, почти тридцать лет, – вздохнула Кононова.
– Как пелось в советской песне из моего детства: «Ничто на земле не проходит бесследно»[4]. Я верю в тебя, Варвара Игоревна! И знаешь, по-моему, пора рассмотреть тебе семейный архив, старые фотки, записи.
– Думаешь?
– Я уверен. И побывать на месте происшествия. А также там, где твои мама с отцом служили. И на дачу вашу старую наконец проехаться – вдруг там какие-то заметки остались.
– Гениально, Ватсон, – пробормотала Варя. – Тем более что все три точки в одних краях: и бывшая работа родителей, и дача, и место ДТП. Они ведь в тот день, когда разбились, со службы ехали к нам с бабушкой в дачный домик. А мы их ждали – да так и не дождались.
На глазах у Вари выступили слезы. Алеша подошел к ней и нежно обнял.
Они немедленно собрались и отправились в гараж за машиной. Тем более что давно собирались навестить старую родительскую дачу. А два других места – и то, где отец с мамой работали, и то, где погибли, – находились по пути, если небольшой крюк сделать.
Мать с отцом служили в Первушино. Это название постоянно в их разговорах возникало. И бабушка тоже подхватывала, и маленькая Варя.
«Мы едем в Первушино».
«Из Первушино – сразу на дачу».
«В Первушино я завтра не поеду, есть дела в Москве…»
Отец всегда мотался сам за рулем. Хотя по штату ему (Варя, когда выросла, задним числом стала понимать) полагалась «Волга» персональная, с личным шофером. Но отец манкировал.
Может, когда б не держал фасон, не рулил самостоятельно, а ездил, как все начальники, с водителем – живой бы остался?
Хотя если его хотели погубить – а Варе почему-то казалось, что это так, – подобрались бы иным манером.
Данилов тоже любил водить. Сели в машину, построили маршрут. Выходило неподалеку друг от друга: сперва, километрах в пятнадцати от Кольцевой – Первушино. Потом – Варя вспомнила по протоколам – место, где папа с мамой погибли: еще километров двадцать вглубь области. И наконец, самая дальняя точка: дача, где они лет пять не бывали.
По понедельникам Данилов, как он любил говорить, перезаряжал батарейки. Пронестись на машине в понятие «перезарядка» входило. Вдобавок в первый день недели движение всегда свободнее: народ опасается за руль садиться после пьяных выходных.
Они быстро домчали до Первушино.
Варя хорошо помнила из детства, как выглядел «объект»: надо свернуть с шоссе на асфальтовую дорогу через лес, и километров через пять уткнешься в бетонный забор и проходную. А там, за оградой, виднеется корпус института. Внутрь ее никогда не брали. Но к проходной они подъезжали – мама, бывало, за рулем, подвозила на «Волге» отца, а потом они с Варей ехали по своим делам.
И вот теперь, в две тысячи двадцать втором году, они с Даниловым несутся по той дороге-аппендиксу, отходящей от основной трассы, и Варя радуется, какое полотно ровное да свежая разметочка. А потом упираются – нет, не в бетонный забор и проходную, охраняемую солдатиками. Да – забор имеется, есть и КПП. Только совсем иное все, не военное, никакого отношения к Министерству обороны не имеющее.
Ограда новая, металлическая. Резные ворота настежь распахнуты. За ними – шлагбаум, а дальше виднеется ряд разнокалиберных домов – особняки, двух-, трехэтажные – и участки, на которых, в соответствии с планами ландшафтных дизайнеров, произрастают туи, сосны да карликовые березы. А по верху кованых ворот – кованая щегольская надпись с вензелями: «Коттеджный поселок Первушино».
Они припарковались на площадке у ворот, вышли размять ноги.
– Все переменилось до неузнаваемости… – пробормотала Варя.
– Может, в том и цель была? – предположил Данилов. – Погубить твоего отца, директора, чтобы институт, беззащитный без него, прикрыть. А затем землю под ним прихватизировать, коттеджей настроить?
Кононова отрицательно помотала головой.
– Я приезжала сюда, когда в универе училась. В конце девяностых, лет через семь после папиной гибели… Здесь полное запустение царило. Заброшенный корпус, все ободрано, даже рамы с окон поснимали, двери утащили, косяки отодрали. Разбитая плитка, и ни единого следа, чем институт занимался: ни колбочки, ни пробирочки, ни какого-нибудь документика. С приватизацией земли подсуетились сильно позже.
– Поедем дальше.
Данилов распахнул перед ней пассажирскую дверцу.
Минут через двадцать навигатор привел их к точке, где закончился земной путь Вариных родителей. Она никогда на этом месте не бывала и теперь нашла его только потому, что благодаря
