Книга Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса - Марк О’Коннелл

наиболее к этому подготовлены, – по моему мнению, указывала на ее полную моральную несостоятельность.

Ту же моральную несостоятельность я увидел в книге Роулза, особенно в той истории, где он рассказывал о том, как служил офицером армейской разведки в Ираке. Он заметил, что в ситуациях структурного коллапса – такого, например, как крах иракского общества, вызванный незаконным вторжением его же собственного правительства в 2003 году, – больше всех страдают беженцы. И моральный урок, который он извлек из этого наблюдения, та идея, с которой он вернулся домой, не содержала в себе, несмотря на все христианство, которое он считает абсолютно определяющим для своей личности, никакого намерения облегчить страдания, которые он видел. Урок стал твердым личным обязательством: «Я поклялся себе, – пишет он, – никогда не становиться беженцем».

Это отсутствие сочувствия показалось мне отнюдь не случайным в движении препперов, а, скорее, составной частью всего проекта, моральной пустотой, вокруг которой он и был выстроен. Быть преппером – значит делать все возможное, чтобы самому не стать одним из страдальцев и не вносить никакого вклада в предотвращение или облегчение страданий других.

Учитывая одержимость препперов перспективой коллапса торговых сетей и системы распределения и вытекающую из этого потребность в самодостаточности и самостоятельности, безжалостная фетишизация потребительских товаров казалась мне глубоко ироничной, хотя в принципе понятной. Форумы переполняли бесконечные дискуссии о том, например, какой термос или фонарик будут самым надежным вариантом в случае БП, а вокруг спроса на различные гаджеты и предметы потребления, удовлетворяющие постапокалиптическим фантазиям американских мужчин, сформировалась небольшая, но явно процветающая экономика.

Я наткнулся на одну компанию под названием NuManna[27], названную в честь манны – пищи, которой Бог Ветхого Завета питал израильтян во время их странствий после массового выхода из Египта. Компания продавала гигантские ведра сублимированных порошкообразных продуктов со сроком годности в четверть века, среди которых можно было найти овсянку, бобы с говядиной, суп из брокколи с чеддером и пасту примавера с курицей.

В разделе отзывов на сайте NuManna я прочитал краткое сообщение от клиента по имени Рейган Б., которое показалось мне квинтэссенцией абсурдности всего проекта подготовки к апокалипсису. «Это потрясающе, – писал Рейган. – Моя жена уехала, и, пока ее не было, я ел NuManna. Очень просто, и все, что я попробовал, мне действительно понравилось. Жаль, что в прошлом году я не знал о NuManna, когда закупался крупами у мормонов. Я не хочу больше приобретать все ингредиенты по отдельности, чтобы потом смешивать их. NuManna – это просто и очень вкусно. А все крупы, которые закупил, я раздал».

Поначалу этот комментарий показался мне невозможно комичным: персонаж, который, несмотря на свою решимость быть до зубов подготовленным к краху цивилизации из-за ядерной войны или удара массивного астероида, оставался человеком, для которого отсутствие жены, способной приготовить ему обед, – ситуация, в которой я просто заказал бы пиццу на дом, – заставило его вскрыть свой апокалиптический продовольственный тайник. Поражало и то, что он закупил отдельные продукты оптом, только чтобы в конце концов сделать вывод, что желудка для сборки всех этих ингредиентов в приемлемую пищу ему недостаточно.

Однако позже комизм уступил место чему-то более мрачному и пронзительному.

Мне представился человек, чья одержимость подготовкой к концу времен была настолько чуждой и болезненной для его жены, что она уехала. Это вызвало личный апокалипсис, что превратило человека в беспомощного, испуганного, одержимого потребителя собственных запасов ароматизированной протеиновой жижи, которой он затарился для реального конца света.

И это был человек, с которым я отождествлял себя. Разумеется, так и было: я почти выдумал его, став его лицемерным читателем (думал я: mon semblable, mon frère![28]). Он был диковинным воплощением моих собственных тревог и метатревог – тревог о вреде, который может причинить мое постоянное состояние тревоги.

Такова особенность препперов: их легко высмеять, а их политика искушает открыто презирать их, но инстинктивно я чувствовал, что понимаю, откуда это все берется. Хотя я и не разделял той маниакальности, с которой они готовились к краху цивилизации, мне была знакома распределительная матрица тревоги, из которой вырастала уверенность в будущем крахе.

Я тоже своим пессимизмом и сокровенным видением распадающегося мира довел свою собственную жену если не до отчаяния, то до его безбрежного, осыпающегося края.

Время от времени мне приходило в голову, что мое презрение к препперам настолько сильно потому, что я, возможно, не так уж отличаюсь от них, как мне нравилось это воображать. Политика движения – его холуйский страх перед бедными, темнокожими, женщинами и прочими – достойна порицания, но их ощущение хрупкости тех систем, в которых мы живем, в конце концов, трудно отбросить как нечто абсолютно параноидальное и полностью нелогичное.

Из огромного числа разговоров, которые были у меня в то время и которые вертелись вокруг страхов цивилизационного краха, мне стало ясно, что я не одинок в ощущении того, что смутное видение катастрофы уже начинает обретать свои черты. Несколько друзей сообщили мне, что они подумывают о пополнении запасов на случай какого-нибудь апокалиптического сценария, хотя для большинства из них это так и не вышло за рамки праздных размышлений. Либо у них не было места, чтобы построить бункер, либо им было просто лень, либо – и это была самая распространенная причина – они пришли к выводу, что, если цивилизация действительно рухнет, они лучше умрут, нежели попытаются пережить катаклизм. Ну кто в здравом уме действительно захочет выживать после ядерного апокалипсиса или столкновения с астероидом?

Сам же я нахожу, что даже простое чтение таких слов, как «Готовая смесь: паста примавера с сублимированными кусочками курицы», чрезвычайно полезно для меня, чтобы я мог прояснить собственную позицию по данному вопросу.

Между готовой смесью пасты примавера с сублимированными кусочками курицы и возможностью очутиться в первой волне смертей при наступлении апокалипсиса я первый с воодушевлением выберу небытие.

Постоянно размышляя о перспективе всемирного коллапса и просматривая видео о преппинге на YouTube, я часто поднимал эту тему в разговорах. Собеседники спрашивали, над чем я работаю, и я отвечал, что подумываю написать что-нибудь о людях, готовящихся к концу света. И тогда они – мои друзья, знакомые и даже случайные попутчики – рассказывали мне о собственных тревогах по этому поводу или о переживаниях тех, кого они знали.

Мой друг снимал комнату в большом доме в Лондоне, которым владел его очень богатый приятель. Он рассказывал мне про его мать, эксцентричную наследницу одного из самых первых крупных американских состояний, которая время от времени объявляла моему