Книга Стася из таверны «Три дороги» - Ирина Владимировна Соляная

не смогла, но Смеян покачал головой, осматривая ноги и зубы лошади. Он явно что-то знал, но делиться со мной не желал. А и пусть! Я была так счастлива, что осталась жива, что прощала своему спасителю всё и старалась не замечать, что он недоволен.

Смеян и в мою сторону смотреть не хотел. Он погрузил три измочаленных трупа разбойников в повозку господина Прутка, бездыханное тело Жирко взвалил на круп лошади-тяжеловоза, явно возившего на своей спине гоблина-главаря, и мы двинулись в путь. Пятый разбойник, человек в кожаной куртке с бахромой по спине и рукавам, сбежал, вскочив на свою лошадь.

Господин Пруток был не слишком рад тому, что с его товаром в повозке едут тела разбойников, но спорить с гвардейцем не стал. Порядки понимал: без дознания никак не обойтись, а разбойников должен судить Суд Короны.

Наконец мы двинулись в путь, немного быстрее, чем ехали до происшествия. День клонился к вечеру. Впереди ехал Смеян. Я восседала как истинная госпожа на Каурке, рядом трусил молодой жеребец без седока, за ним тяжеловоз с Жирко. Компанию замыкал купец. Он охал, когда повозку подбрасывало на кочках, словно пострадал больше всех. Я смотрела в спину Смеяну и видела, что мундир на нём сидит ладно, хоть сильно испачкан пылью и успевшей засохнуть гоблинской кровью. Я вспоминала жаркую драку и не могла понять, как нам удалось одолеть всю шайку. Не иначе эльфийская праматерь помогла. Хорошо, что Пруток помалкивал об увиденном. Не каждая девушка может силой ветра поднять палку. Смеяну об этом тоже было знать не обязательно. Он и так один раз обернулся и спросил, где я научилась так ездить, и я ему напомнила, что я – Стася Лучик, а не простая посудомойка.

В городишко Челноки мы прибыли вечером, когда садившееся солнце позолотило верхушки остроконечных крыш и балкончиков. Я слышала, что в Челноках живут преимущественно шноркели, но сама с ними никогда дел не имела. Представляла их себе скаредными, дотошными, недоверчивыми, как их описывал мой папашка. Но если они построили такие милые домики, то могли и сами быть вполне приятными.

 Мы подъехали к зданию магистрата, Смеян привязал лошадей к коновязи, велел мне оставаться снаружи, а сам с господином Прутком пошёл внутрь. Я спрыгнула с Каурки и потёрла колени. Не понятно, отчего ломило тело и ноги, то ли после вчерашних побоев Жирко, то ли после пробежки по лесу и драки, то ли после долгой дороги по кочкам. Жирко уже давно пришёл в себя, но не показывал виду, что слышит и понимает происходящее. Я присела на корточки и заглянула ему в лицо, нос был расквашен, один глаз заплыл, второй смотрел мутно. Я удовлетворённо хмыкнула. Теперь мы оба были раскрашены под орех.

– Стася, – промычал он, – отпусти меня. Развяжи верёвки.

– Нет уж, тухлая требуха. За твои грехи тебя колесуют, будь уверен.

– Стася, прости меня. Я бы в обиду тебя не дал. Я жениться хотел.

– Ага, так именно и делают предложение! – хмыкнула я.

Из магистрата вышли два рослых юноши в серых мундирах с красными нашивками на рукавах. Они подошли к повозке господина Прутка и стали ворочать трупы разбойников. Юноши тихо переговаривались между собой.

– Это Чернобров, это Катуня, это Бестия. Всё сплошь знакомцы. Банда неуловимых, – сказал один.

– Теперь это банда уловимых! – ответил другой.

Юноши вернулись в магистрат и вскоре к повозке подошли уже не двое, а четверо. Кряхтя и поругиваясь, они вытащили трупы разбойников и отнесли их во двор магистрата. Затем вернулись за Жирко. Они бесцеремонно сдёрнули его с крупа лошади и поволокли прочь. Жирко бессвязно кричал: «Стойте, погодите! Я дворянский сын! Вам худо будет!»

Мне даже жалко его стало. Когда хлопнули ворота магистрата, закрывавшие двор от посторонних глаз, вопли Жирко затихли. Я снова скучала, не смея отойти от повозки. Наконец из магистрата вышел высокий пожилой усач в сером мундире с зелёными нашивками и огромной серебряной розой в петлице – знаком высочайшего расположения нашего монарха. Усач шёл в сопровождении Смеяна и господина Прутка. Они подошли к коновязи, и Смеян указал на коней, которых можно было забрать. Я в страхе вцепилась в поводья Каурки.

– Это чья лошадь? – спросил усач из магистрата у меня.

– Моя, господин.

Усач засмеялся.

– Извините её, господин старший офицер, это моя служанка Стася. Она фантазёрка у нас, выдумывает всякое. Лошадь эта принадлежит господину Верейке, знаменитому разбойнику. Обратите внимание на клеймо. Я уж себе её оставлю, как трофей.

– Добро, – кивнул усач, – а служанку, Смеян, вы бы могли и посимпатичней выбрать.

– Я прислушаюсь к вашему совету, господин старший офицер, – без улыбки ответил Смеян, – просто бедняжке слишком досталось в потасовке от разбойников. Так-то её лицо вполне смазливое.

Я стояла, как вкопанная, от возмущения не могла вымолвить ни слова. Господин Пруток хихикал, прикрыв губы ладонью.

Усач, которого Смеян называл старшим офицером, раскланялся с купцом и гвардейцем и вернулся в магистрат. Господин Пруток горячо пожал руку Смеяну, схватив её обеими лапищами.

– И тебе спасибо, храбрая девушка, – сказал он без тени улыбки, – не каждая так смогла бы. Дай тебе эльфийская праматерь жениха богатого и деток выводок.

– И вам не хворать, – буркнула я, всё ещё помня его недавнее подлое хихиканье.

– Скажи мне, всё-таки, чем кончилась история Ромилы и Джулиана? – спросил купец.

– Жили долго и счастливо, разжирели, что твои каплуны к Месяцу Первого Снега, и мостик под ними провалился, – мстительно соврала я.

– Ох, как несправедливо…– покачал головой господин Пруток.

– Да не так всё было, – вмешался Смеян, поправив седло и подпругу на моей Каурке, – Ромила отравилась от несчастной любви, а Джулиан заколол себя кинжалом на её похоронах. Умерли влюбленные во цвете лет.

– Ещё хуже, – махнул рукой господин Пруток и подошёл ко мне, шепнув, – осторожна будь. Не то попадёшься Серому Патрулю.

Когда купец распрощался с нами, Смеян подсадил меня на Каурку, и мы двинулись по Челнокам. Городок был маленький, уютный, с узкими улочками, на которых играли пушистые детишки шноркелей, ездили на странных двухколёсных приспособлениях юноши-шноркели. Они отталкивались лапами от земли, держась за рогатину впереди. Приспособления выглядели прочными, но такими нелепыми, что я засмеялась. Смеян с неодобрением покосился в мою сторону. Что же, не все жили в столице, я не стеснялась того, что мало чего видела и мало о чём знала. Я ведь была ещё так молода!

Мы ехали друг за другом, и Смеян явно знал куда. Я надеялась, что он найдёт нам ночлег и ужин. В животе урчало,