Книга Маэстро - Наталья Венгерова

себя в кабинете. Немало удивившись, Верди был уже готов направиться навстречу руководству, но Мерелли жестом показал ему, чтобы он не отвлекался. Удивившись еще больше, немного смущенный Джузеппе продолжил разговор с дирижером, а Мерелли остался молча стоять у двери, не сводя глаз с Джузеппины, которая обсуждала что-то с партнерами по сцене. Джузеппина почувствовав взгляд, оглянулась и направилась к Мерелли. Конечно, Джузеппе знал, что Милан давно титуловал синьорину Стреппони «наложницей великого импресарио», но сейчас он видел их рядом впервые. С любопытством было справиться сложно, и Джузеппе то и дело поглядывал в сторону парочки у дверей.

Недолгий, поначалу серьезный разговор закончился тем, что Мерелли наклонился к Джузеппине и что-то прошептал, почти касаясь ее уха губами. Джузеппина игриво улыбнулась, и сказанное ею заставило Мерелли улыбнуться в ответ. Верди почувствовал укол ревности. До этого момента прекрасная покровительствовавшая ему дива как будто не имела ничего общего с земными слабостями и принадлежала только ему и Оберто. Видеть ее так откровенно флиртующей с мужчиной Джузеппе было до мурашек неприятно.

С того дня думы о Джузеппине, пусть все они и были исключительно творческого характера, начали вытеснять в голове Джузеппе все, кроме разве что мыслей о грядущей постановке. Он постоянно искал повод для разговора, благо что таковых было в изобилии. Вечерами начинающий композитор все чаще стоял и ждал в конце коридора, когда из дверей гримерки появится его солистка, чтобы проводить диву к выходу из театра и узнать по дороге ее мнение о том или ином волнующем его вопросе. Несмотря на то, что между маэстро и дивой явно зарождалось что-то, чего они оба не хотели замечать, их творческий союз сам по себе был прекрасен. Джузеппина, как никто раньше, чувствовала то, что Джузеппе хотел передать, а несомненно весомый опыт помогал ей давать совершенно незаменимые советы начинающему композитору.

Прошло еще несколько недель репетиций, и в одну из таких, наполненных непринужденной творческой беседой, прогулок к служебному входу Джузеппе сделал шаг вперед, чтобы открыть для синьорины дверь из театра, немного не рассчитал, и они практически столкнулись друг с другом. Ни он, ни она не подались назад. Джузеппе замер с дверной ручкой в ладони. Джузеппина запнулась на полуслове, посмотрела ему прямо в глаза. Она чувствовала его дыхание на своем лица. Желание прикоснуться друг к другу отозвалось резкой болью у каждого внутри. Какое-то время они стояли неподвижно, потом она еле заметно покачала головой, говоря ему «нет». Мягкая улыбка тронула губы молодого маэстро. Он кивнул. Оба слишком дорожили тем, что пришлось бы потерять, поддайся они мгновению.

Поздним сентябрьским вечером Джузеппина Стреппони вышла из служебного входа в Ла Скала, где у экипажа ее ожидал секретарь Саверио. Следовавший за ней Джузеппе Верди учтиво поклонился:

– Синьорина Стреппони, доброй ночи, – с холодным почтением проговорил он.

– Всего доброго, маэстро, – с формальной учтивостью ответила она.

Не ожидая ее отъезда, Джузеппе развернулся и направился в сторону дома. Не удостоив Верди взглядом, Джузеппина отправилась к карете. И все же кривые губы Саверио расползлись в хитрой улыбке.

Но если жизнь Джузеппе Верди наполнилась красками творчества и новым общением, то существование его жены скорее еще больше обеднело, чем стало ярче. Премьера, до которой оставалось еще два долгих месяца, была благотворительной, а значит, никаких скорых прибылей не сулила. В нисколько не поменявшемся бедственном положении, на которое сверкающий энтузиазмом муж теперь не обращал никакого внимания, Маргарита осталась совершенно одна. Когда Верди возвращался домой, у него не было даже сил разговаривать. Он часто проводил вечера у Солеры, – единственное время, которое оставалось у них на правки. Их жаркие споры будили бы малыша, поэтому Верди всегда уезжал к другу. Пару раз Маргарита даже находила мужа утром спящим на кровати в пальто и сапогах. В те же редкие выходные, которые они могли провести вместе, Джузеппе мыслями был где-то далеко, размышляя лишь о том, что происходило в стенах Ла Скала.

– Жизнь в большом городе безнадежно погребена под хламом бесконечной суеты… Я его почти не вижу, папа. Я всегда чувствовала, что вдохновляю его музыку, а теперь я как будто соперничаю с ней и… проигрываю, – жаловалась она приехавшему в гости синьору Антонио.

Барецци сидел на кресле в гостиной, держа за ручки малыша Ичилио, который радостно наслаждался воображаемой верховой ездой у него на коленях. Синьор Антонио поддерживал игру, стуча каблуками четырехтактный аллюр и бормоча себе под нос какой-то марш. Маргарита наблюдала за каплями дождя, которые тоскливо, словно слезы незаслуженно наказанного дитя, ползли вниз по оконному стеклу.

– Я тебя предупреждал. Ты пожелала выйти за него несмотря ни на что, – ответил он, не прерывая игры.

– «Жена гения – это славное, но очень далекое от легкой жизни звание», – продекламировала Маргарита слова, сказанные когда-то отцом.

– Вот именно! – ответил синьор Антонио и подтолкнул малыша коленями так, что тот подпрыгнул. Ичилио залился звонким смехом, а Барецци продолжил: – Он всегда был одержим желанием занять свое место в этом мире…

Судя по всему, это была фраза Верди, потому что закончили ее отец и дочь хором: «…А не быть беспомощной игрушкой судьбы, как многие другие».

Маргарита посмотрела на синьора Антонио и улыбнулась впервые за долгое время. Она любила быть рядом с отцом. С ним было тепло и уютно, от него пахло домом и детством. Раздался стук входной двери. Джузеппе вернулся из театра.

Барецци не видел своего подопечного уже несколько недель, и ему не терпелось узнать все о начавшихся репетициях и внутренней кухне театра. Маргарита забрала сына и, оставив мужчин наговориться всласть, пошла хлопотать об ужине.

Барецци с отеческим участием задавал бесчисленное количество вопросов, а Верди с гордостью отвечал на каждый из них. Однако, как бы ни был Джузеппе увлечен готовящейся премьерой, он понимал, что даже при самом лучшем сценарии развития событий до аванса на следующую оперу его маленькая семья не дотянет. А это значило, что очередной унизительный разговор с тестем неизбежен.

– Мне стыдно, что снова беспокою вас этим вопросом, когда вы так много уже на меня потратили. Но… – начал было он, когда наступил подходящий момент, но Барецци его прервал:

– Не говори больше ничего, сынок. Вы получите сколько нужно на следующей неделе.

Барецци всегда соглашался раньше, чем Верди успевал произнести заготовленную речь, пытаясь избавить зятя от лишней неловкости, но это лишь заставляло Джузеппе чувствовать себя еще большим паразитом. Верди вздохнул, кивнул с благодарностью и хотел что-то сказать, но Барецци его перебил.

– Герите знать необязательно. Вернешь мне все,