Книга Эффект присутствия - Михаил Юрьевич Макаров

«шестые отделы»[20], чтобы бороться с организованной преступностью, к которой Клыча и его ребят-боксеров причислили. Во главе острожского «шестого отдела» поставили Вадика Птицына. Ох, и залютовал Вадик. Чего, спрашивается, парню не лабалось в привокзальном кабаке? Денег ему, что ли, мало в оркестр засылали? Пацанов тупо принялись приземлять. Кого — за ствол, кого — за кулак, кого — за рэкет.

Придумал Птицын и Клычу статью на ровном месте. Вписался Клыч по просьбе не последних в городе людей подсобить рабочему классу на механическом заводе. Крендель один, Калистратов, взял у профсоюза деньги, собранные с работяг на сахарный песок, который тогда в большом дефиците был. Взял бабосы Калькулятор и включил динамо, завтраками всех кормит, пропадает надолго. А пролетарии шумят: «Где наш сахар-песок? Где копейки наши трудовые?». Ну вот мужики и попросили Клыча провести с Калькулятором беседу, пусть наконец-то сахар на завод привезет. Пригласил Клыч фармазонщика[21] на бережок Клязьмы. Калькулятору, кстати, собственное погоняло не нравилось, хотел, чтобы Графом его звали. Не понимал фуфлыжник[22], что такую кликуху заработать надо. Интеллигентно беседовал с ним Клыч, пальцем не тронул. Поинтересовался только, хорошо ли плавает Калькулятор, а то в Клязьме течение быстрое, сплошь ямы да водовороты, можно нырнуть и не вынырнуть. Калькулятор на удивление прытким оказался, адреснулся к ивановской братве с жалобой на беспредел. Приехал из Иванова положенец[23], забил Клычу стрелу. Пришлось ехать, объясняться. Положенец выслушал и рассудил, что Клыч понятий не нарушал, а иуда Калькулятор упорол косяк, за который надо платить неустойку обеим сторонам. Калькулятор перед гостем рассчитался, а Клычу заявил, будто нет у него больше бабла. Как нет, удивился Клыч, а «Волга», «ГАЗ-24-10», движок девяносто восемь лошадей, черная, как у прокурора? Предложил Калькулятору не медля двигать к нотариусу, чтобы «Волгу» переписать на нового владельца, Калачева В. Д. Поехали к нотариусу, документы там оформили, а на выходе Клыча повязал «шестой» отдел. У них уже и следаки свои имелись, на братву натасканные. Один из таких и вёл дело, по фамилии Самандаров, чурбан бессердечный. Внаглую предъявил он Клычу вымогательство с угрозой убийством и причинением крупного ущерба. Статья сто сорок восьмая, часть четвертая, за которую корячилось от пяти до двенадцати лишака. Больше чем за мокруху, ёхарный бабай!

Прошлые разы, когда Клыча сажали за дело, он был в признанке. А теперь уперся. Не себе «ГАЗ-24-10» брал, продать тачку хотел, чтобы рабочим деньги за сахар-песок вернуть. Угроз никаких не высказывал, тихо-мирно все было, наоборот — потерпевший так называемый на него наслал кого-то чертилу из города Иванова.

Хорошо хоть с адвокатом ему в тот раз повезло. Раньше адвокат для проформы был, только и мог что клянчить: дайте, товарищи судьи, моему подзащитному поменьше, чем обвинение просит. А тут умные люди посоветовали Клычу нанять Панкратову Римму Устиновну. Он послушался и не прогадал. Бесстрашная баба! Как она со следаком, а потом в суде с прокурором рубилась! Клычу порой даже жутковато становилось. Думал: а ну как разозлит она прокурора, запросит тот по верхней планке, а судья его и поддержит, — они же, суки, в одной упряжке.

Всю подноготную вытащила Римма Устиновна на суде. В подробностях пришлось судье выслушивать историю про афериста Калькулятора, который через корягу работяг кинул. Несколько дней терпилу[24] допрашивали с пристрастием, семь потов с него сошло. В суд его менты сопровождали и из зала тоже увозили, берегли как родного. Очень Вадику Птицыну хотелось Клыча упечь надолго. Прокурором на суде выступал такой Маштаков, молодой да ранний. Задницу рвал на фашистский крест. Ничего, бог — не фраер, правду видит. Потом рассказывали: спился этот Маштаков, из прокуратуры выгнали его с позором, как ссаного кота. Сейчас он в ментовке нухрит… участковым, что ли. Римма Устиновна так всё складно гражданам судьям объясняла, так прелестно. Виноватыми у неё получались жулик потерпевший, провокатор-начальник «шестого» отдела и фальсификатор следователь. А он, Клыч, выходил как защитник бедных, вроде Робина Гуда или Гриши Котовского. Больше месяца процесс шел, Клыч, глядя на ломившего напролом адвоката, и впрямь поверил, что его оправдают. Однако облом получился, засудили, падлы. Но не напрасно Римма Устиновна боролась, заронила она сомнения в душе судьи. И дала та по нижнему порогу всего четыре года, хотя прокурор, сучара, просил девять. Самого бы, алкаша, закрыть на пару лет — на стенку бы полез, дрищ.

Заехав в зону, Клыч задумал выйти условно-досрочно. Блатные понятия в девяностых поменялись, и это было разумно. Зачем проламывать лбом стену, тубик в ШИЗО[25] зарабатывать, если можно без косяков откинуться раньше звонка. Он не надевал повязку и в актив не вступал, а просто не лез, как раньше, в бутылку. Статус позволял самому не чертить. Молодежи много в лагере борзой, пусть молодежь авторитет себе зарабатывает. Во времена рыночных отношений администрация колонии не чуралась принимать спонсорскую помощь. Сделали дружбаны острожские конкретный подгон[26] на отряд: телевизор «Филипс», видик «Элджи», холодильник — хозяин и подобрел.

Удалось Клычу откинуться в девяносто седьмом по УДО. Полтора года он хозяину оставил и зарекся крепко: аллес, больше не сяду. Сороковник на носу, а что он видел, кроме жилзоны, локалки[27] и промки[28]? Бригада его боксерская за два с половиной года отсутствия Клыча порастрепалась. Кто сидел, кого в разборках грохнули, кто спился, кто сторчался. А какие крутые парни были! Но пять рыл Клыч к себе подтянул. Золотая пора к тому времени отошла. Нельзя стало, как раньше, без опаски трясти барыг. Менты совсем гайки закрутили, сделали из Острога красный город. Клыч качнулся в бизнес, стали с парнями металл продавать, на Эстакаде станцию техобслуживания купили, на Малеевке — магазин продуктовый. Ну и старый промысел — рэкет — не забывали. Только собирали теперь со всех и понемногу, чтобы не плодить обиженных. Брали с точки на рынке по стольнику в месяц. Кто за несчастную стошку потащится в ментовскую кипеж поднимать? Не обходилось без стрелок и разборок, — не одни, чай, в городе, — но забиваться они стали гораздо реже, чем раньше, и разрешались без стрельбы. Жизнь потекла размеренная, против чего Клыч не возражал.

Через полгода после освобождения он женился. Препятствий к тому не имелось, он же не законник[29], он просто авторитет. Да и законные воры нынче женятся только в путь. В жены Клыч взял офигенно красивую деваху на двадцать лет его младше, на полголовы выше, парикмахершу из салона «Локон». Девчонки, как