Книга Перстень Дарины - Александра Девиль

Церковь понемногу пустела; получившие благословение прихожане нехотя удалялись от торжественного благолепия храмовой службы к тяжким будничным делам. Дарина, незаметно провожая взглядом Назара, почти не вслушивалась в разговор матери со священниками. Внезапно грубый голос прямо над ухом заставил ее вздрогнуть:

— Что, боярышня, твоя мать, наверное, хочет отдать свои земли монастырю? Вот и мой братец такой же, совсем уж в монахи подался. А ты не хочешь в монастырь?

У Дарины задрожали ресницы, когда она подняла испуганный взгляд на боярина Карпа и чуть слышно пролепетала:

— Как матушка прикажет, так и сделаю.

— Да полно смиренничать, красавица! — хохотнул Карп. — Лучше выходи замуж, а эти земли будут твоим приданым!

Услышав громкий голос Карпа, Ольга и священники разом оглянулись. Увидев, сколь опасный собеседник появился у девушки, владыка Артемий тут же ее выручил, подозвав к себе. Дарина кинулась к архиерею со всех ног, а Карп недовольно проворчал:

— Видно, в этом краю любой монах важнее знатного боярина.

Но спорить с владыкой он все же не решился: Артемий пользовался уважением самого Даниила Романовича, был человеком влиятельным и в своем роде знаменитым. О его духовных подвигах рассказывали легенды. В страшные времена разгрома Киева Артемий оказался в числе тех немногих печерских иноков, которым удалось спастись от Батыевых орд и, укрывшись в лесах, жить там долгое время. Найдя среди развалин Лавры один уцелевший малый придел, иноки стали иногда проводить там божественную службу, извещая обездоленных прихожан унылым звоном единственного колокола. Затем, когда жить под Киевом стало уж совсем невыносимо, Артемий с двумя иноками ушел в Галицкое княжество, унеся с собой церковные книги и иконы, которые удалось спасти.

Теперь Артемий был уже старик, но все еще крепкий телом и бодрый духом. Он не смолчал, тут же ответил на дерзкий выпад Карпа:

— Не только у нас, но и во всех христианских державах духовный пастырь должен быть важнее князей и бояр. Но тебе, Карп Ходына, этого, видно, не понять. Ты ведь продался татарам — поганым нехристям.

Боярин, прожигая священника недобрым взглядом белесых глаз, возразил:

— Я не продался, а признал их силу, как и многие князья. Вот и Данила Романович ездил на поклон к Батыю, даже пил с ним кумыс.

— Князь Даниил вынужден был это сделать, чтобы татарские ханы не терзали его земли и не отдали их во владение таким хищникам, как ты, — сказал Артемий, глядя в глаза Карпу.

И боярин, известный своей жестокой силой и коварством, не выдержал прямого взгляда владыки, отвернулся и, прошептав какую-то угрозу, быстро вышел из церкви.

— Два брата, а какие разные, — заметил архиерей, глядя ему вслед. — Антоний — ангельская душа, а Карп — сущий дьявол. Жаль боярыню Ксению.

— Да, боярыня Ксения — добрая христианка, одаривает нищих и на церковь жертвует, — кивнул отец Епифаний.

— Ксения из хорошего киевского рода, да судьба у нее несчастливая, — вздохнул Артемий. — Рано осталась без матери, а мачеха выдала ее замуж за боярина Гавриила Ходьгну, польстилась на его богатство. Карп удался в отца, а Антоний — в мать.

— Страшно иметь такого соседа, как боярин Карп, — слегка поежилась Ольга.

— Ничего, боярыня, церковь и князь будут защитой тебе и твоей дочери, — подбодрил ее владыка.

Дарина, стоявшая рядом с матерью, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Ей хотелось поскорее выйти из церкви, чтобы застать Назара, который, может быть, нарочно задержался и собирался шепнуть ей несколько слов.

Ее надежды оказались не напрасными: когда наконец мать закончила беседу со священниками и повела дочь из церкви, Дарина еще издали заметила статную фигуру Назара, подпиравшего дерево за церковной оградой. Он будто бы слушал двух старцев, но, увидев Дарину, сразу же с ними распрощался и медленно зашагал по дороге. Когда Ольга и Дарина с ним поравнялись, девушка словно бы нечаянно оступилась, споткнулась о камень, — и Назар тут же поддержал ее под руку. При этом ловкий охотник успел шепнуть боярышне:

— Завтра вечером приходи к большому камню у ручья. Девушка ничего не ответила, только стрельнула глазами в парня и зарделась.

Ольга шла молча, и Дарине снова показалось, что мать ничего не заметила. Однако на этот раз боярыня оказалась более наблюдательной и через несколько шагов строго сказала дочери:

— Не годится родовитой боярышне перешептываться с простолюдинами.

Дарина ответила с внезапной дерзостью:

— Уж лучше такой простолюдин, как Назар, чем такой боярин, как этот Карп!

Ольга тяжело вздохнула, но не нашла, что ответить. Дома весь вечер только и разговоров было, что о новых соседях. Слуги опасались их не меньше, чем хозяева.

— Этот Карп Ходына — сущий разбойник, — заявил конюх Трофим. — Говорят, он помогает татарам захватывать наших людей в полон и продавать их в рабство.

— Что ж князь с ним не расправится?! — возмущенно воскликнула Дарина.

— А Карп ведь хитрый и осторожный, действует так, что его за руку не поймаешь, — ответил Трофим. — У него и помощники имеются — разбойные людишки из бродников[Бродники — кочевое население преимущественно восточнославянского происхождения, которое проживало в низовьях Днепра и Дона]. Да и в наших селах всякие люди встречаются. Иные хоть под татарина, хоть под кого пойдут, лишь бы получить медный грош. А кто и от страха идет, ведь Карп по лютости татарам не уступит.

— Он уже двух жен в могилу свел, — добавила Катерина. — У него и отец был такой же, боярин Гаврила. Когда татары напали на Киев, он тайно помогал этим поганым нехристям. Правда ведь, Ярема Саввич? — Она повернулась к старому слуге.

Ярема когда-то был воином, сражался, защищая Киев, но после тяжелой раны долго пролежал без чувств, потом добрался, искалеченный, в безопасное место и жил какое-то время как нищий, выпрашивая милостыню у добрых людей. Наконец судьба привела его на земли боярыни Колывановской, и Ольга решила дать приют калеке, который когда-то храбро защищал Киев и был знаком с ее отцом, боярином Прохором. Теперь Ярема, старый и больной, целыми днями сидел во дворе или на крыльце, выстругивая деревянные ложки и игрушки детям, а по вечерам рассказывая обо всем, что довелось ему видеть и пережить на своем веку.

— Правда, было такое, тому я свидетель, — откликнулся он хрипловатым, но еще звучным голосом. — Когда лежал, раненый, между убитыми, и татары меня не заметили, видел я, как боярин Гаврила откупался от поганых пленными русичами. Были среди несчастных и молодые девушки, и дети малые. Иные девушки в отчаянии бросались грудью на острые сабли, лишь бы избежать надругательства. Дети кричали и плакали; те, кто постарше, пытались убежать, и многие были растоптаны копытами татарских лошадей. Бились в рыданиях матери, на глазах у которых так страшно погибали их дети. Но боярин Ходына никого не жалел. Он спасал свою шкуру, а заодно хотел заручиться дружбой татар.