Книга Том 3. Собачье сердце - Михаил Афанасьевич Булгаков

книг от Зощенко. В его «юморе» больше иронии, чем юмора, а ирония жизненно необходима нам» (С. 387). Тому же В. Каверину он высказывает мысль, что «мы достаточно умны для того, чтобы жить лучше, чем живем, и достаточно много страдали, чтобы иметь право смеяться над собой», «дружески посмеяться над людьми и над хаосом, устроенным ими на том месте, где давно бы пора ждать легкой и веселой жизни». Горький видел много недостатков, советовал В. Каверину «перенестись» из области и стран неведомых в русский, современный, достаточно фантастический быт (С. 192), подсказывает ему превосходные темы. Горький видел воровство, невежество, хулиганство, видел и призывал писать об этом. Напротив, Гладков видел в сатирических произведениях клевету на рабочий класс, «блевотину», которую сатирики «изрыгают» на новую жизнь. Гладков согласен с Горьким: в его словах «много горькой правды о мерзостях нашей жизни». Но Гладкову кажется, что Горький слишком сгущает краски и обобщает факты: «Все эти гнусности, как чванство, растраты, пьянство, насилия, избиения врачей», — явления, не характерные «для всего рабочего класса в целом». Это всего лишь «уродливые проявления нашего ветхого еще быта» (С. 88). Горький за то, чтобы подвергать острой критике уродливые проявления быта, а Гладков, в сущности, против того, чтобы обращалось внимание на эти явления, так как они не характерны для рабочего класса в целом. Разное понимание типического приводило художников к различному пониманию задач художественной литературы. В. Блюм писал: «М. Булгаков хочет стать сатириком нашей эпохи» (Книгоноша. 1925. № 6). Против такой постановки вопроса резко возражал сам М. Булгаков: «Увы, глагол «хотеть» напрасно взят в настоящем времени. Его надлежит перевести в Плюсквамперфектум. М. Булгаков стал сатириком...» Далее М. Булгаков выражает недоумение относительно того, что сатирик в современной критике рассматривается как человек, враждебно настроенный к советской власти: «Не мне выпала честь выразить эту криминальную мысль в печати. Она выражена с совершеннейшей ясностью в статье В. Блюма, и смысл этой статьи блестяще и точно укладывается в одну формулу: “Всякий сатирик в СССР посягает на советский строй...”»[1].

«Бешено травить все негодное» — призывал В. И. Ленин. Объективно сатира Булгакова была направлена на перевоспитание и исправление этого негодного. И это было самым главным в России. А Россию Булгаков любил, и как художник, и как гражданин был ей беспредельно предан.

Вовлечение простых рабочих, служащих в управление государством — факт положительный, событие грандиозного, исторического значения. В. И. Ленин писал по этому поводу много. Но видел в этом явлении, как и в других явлениях, которых он касался, и вполне возможные издержки. На III Всероссийском съезде Советов В. И. Ленин говорил, что «отныне простой мужик будет командовать. Это будет стоить многих трудностей, жертв и ошибок, это дело новое, невиданное в истории, которое нельзя прочитать в книжках» (Т. 26. С. 417). Ленин не уставал повторять, что в первые годы революции нам удалось только сломать прежнюю государственную машину, строительство нового государственного аппарата требует длительного времени. А дело не ждет. Приходилось использовать то, что осталось в наследство от царского госаппарата. Отсюда острая критика В. И. Лениным госаппарата. В 1922 году Ленин писал о волокитстве, бюрократизме и о бумажном засилье: «У нас имеются громадные материалы, солидные труды, которые бы привели в восторг самого пунктуального, ученого немца, у нас имеются горы бумаги, и нужно 50 лет работы Истпарта, умноженных на 50, чтобы во всем этом разобраться, а практически в гостресте вы ничего не добьетесь и не узнаете, кто за что отвечает» (Полн. собр. соч. Т. 45. С. 14–15).

Об этом же говорится и в речи на съезде политпросветов и в других выступлениях В. И. Ленина. В следующем году он писал: «Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито» (Полн. собр. соч. Т. 45. С. 390).

Шло время. Утверждался новый строй, а прототипы булгаковских героев перерождались с мучительной медлительностью. Вот выдержка из передовой статьи «Известий» за 7 октября 1925 года:

«Каждый день, печатно и устно, мы бичуем бюрократизм нашего государственного аппарата. Он проявляется в самых разнообразных формах. Подчас он совершенно искажает выполнение тех или иных директив». Вся беда в том, что «новый госаппарат должен был строиться из старого человеческого материала», и этот «материал» давал богатую пищу для новой сатиры.

Ошибки работников советской власти возникали как результат неумения, недостатка знаний, гибкости при резких переходах от одного этапа к другому в политическом развитии страны. В. И. Ленин, резко критикуя бюрократизм, оставшийся как тяжкое наследство старого общества, предупреждал, что бюрократы ловко приспосабливаются к новой обстановке и потому особенно опасны. В политическом отношении развитие народа в массе своей опережало его культурное и духовное развитие. Чтобы управлять, надо выработать в себе навыки управления, надо быть духовно зрелым, нравственно готовым к осуществлению государственных функций. Только в том случае, когда политическая зрелость воедино сливалась со зрелостью нравственно-духовной, к власти не допускались люди типа Кальсонера. Но нередко встречалось, что к власти приходили люди типа Кальсонера, нравственно и духовно неразвитые, грубые, малокультурные. М. Булгаков зорко видел противоречия своего времени, видел и со свойственной ему остротой и глубиной раскрывал их перед своими современниками.

Хорошо, что в современной русской литературе существовали не только такие, как Авербах, Лелевич, Гладков и другие «рапповски» настроенные критики и писатели. Еще крепко стояли во главе журналов, альманахов и издательств такие, как Клестов-Ангарский, А. К. Воронский, А. М. Горький постоянно давал «указания» из своего итальянского «далека». И возникало некое равновесие, наподобие тому, которое возникло, допустим, во МХАТе: Луначарский считает, что пьеса «Белая гвардия» «бездарна», холя с политической точки зрения и не вредная, а Станиславский и весь Театр «горой» встал на защиту автора и его сочинения, настолько показалась им интересной, глубокой, по-современному злободневно звучащей.

«У нас много наивного, нелепого, непродуманного прожектерства, планов и замыслов, которые терпят сокрушительные крахи при первой же серьезной практической проверке их, — писал А. Воронский в обзорной статье «Писатель, книга, читатель» (Художественная проза за истекший год). — У нас немало фантазеров, мечтателей, дон Кихотов, ушибленных деловым, культурническим временем, не умевших приспособиться к новой сложной будничной обстановке. Ничего нельзя возразить, если писатель показывает нам и это прожектерство, и этих романтиков и стремится дать широкие художественные обобщения. Такова, например, повесть А. Толстого «Голубые города», сюда относятся