Книга Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский

нуждаюсь…

— Да, дорогой родственник, ходили слухи, что вы хорошо поправили свои дела на последней войне, — произнёс Кёршнер.

— Под нашим небом нет тайн, что возможно долго скрывать, — усмехался кавалер, — да, признаться, дела мои денежные несколько улучшились. И я думаю раздать все долги. Поэтому и хотел просить у вас разрешения пригласить моих кредиторов сюда к вам, понимаю, что доставлю вам неудобства, всё-таки уже почти ночь, но времени у меня нет, завтра на заре мне нужно будет уехать.

— Конечно, друг мой, конечно. Я велю готовить ужин. Поздний ужин — это так волнующе, — воскликнул купец. — Клара, дорогая моя, у нас сегодня будут ещё гости.

— Это прекрасно! А сколько персон ждать? — спросила госпожа Кёршнер.

— А вот у меня список моих кредиторов, — Волков протянул бумагу купцу, — друг мой, не могли бы вы разослать людей, чтобы пригласить их всех от моего имени к вам.

— Конечно-конечно, — отвечал Кёршнер, — сейчас же распоряжусь.

Поднялась кутерьма, какая обычно случается в большом доме, когда туда пожаловали гости. И особенно Волкову понравилось то, что госпожа Кёршнер взяла госпожу Ланге под руку и, улыбаясь ей, как лучшей подруге, повела её в дом, при том говоря:

— Для вас, госпожа, я найду лучшие покои в доме. Епископ — монах, господин рыцарь — солдат, они будут всяким рады, а для вас найду самые удобные комнаты с самой удобной кроватью.

Волков и господа из выезда были приглашены на вино в обеденную залу. Хозяин был радушен и, успевая раздавать слугам и поварам распоряжения, сам же расспрашивал кавалера, как он воевал с мужиками. За окном уже стемнело, Волков, выпивая вина, рассказывал, как шла война, а тут и первые гости пожаловали. Пришёл слуга и шепнул купцу такое, отчего тот удивился и говорит:

— Господин Фейлинг пришёл, спрашивает, приму ли я его в столь поздний час.

— Ему сын его Курт, что служит у меня, наверное, сказал, что я в городе. Если вам не в тягость, примите его.

— Конечно мне не в тягость, — сразу отозвался Кёршнер. — Фейлинги фамилия почтенная, — и он распорядился: — Зови.

Слуга поклонился, и через пару минут господин Фейлинг уже был за столом со всеми.

— Ах, какая радость видеть вас, господин генерал, разрешите поздравить вас с новым чином, — говорил господин Фейлинг, поднимая стакан с вином. — Сын рассказывал, что сие звание вам присвоили ваши же солдаты после разгрома мужиков, а господин архиепископ на то звание после вам патент выдал.

— Да, солдаты были добры ко мне, а курфюрст милостив, — скромно произнёс генерал.

Тут за стол пришли и дамы, и все снова стали пить вино и просить его рассказать про войну, но опять говорил он недолго, так как его стали отвлекать те господа, которым он был должен денег, которые приходили один за другим. Кавалер то и дело вставал, чтобы свериться с векселем и выплатить нужное количество золота и даже немного сверх того кредитору, кредиторы были счастливы и благодарили его, после чего радушный господин Кёршнер усаживал пришедших за стол и потчевал. Осталось всего два человека, которым он должен был денег в Малене. Волков думал их дождаться, но тут в зал быстрым шагом вошёл Фриц Ламме. Он без всяких церемоний прошёл к столу, наклонился к Волкову и прошептал ему в ухо:

— Пёс графа у вдовы, можно взять его прямо сейчас. До рассвета ждать будем?

— До рассвета мы уедем, бери бриганта и поехали, — отвечал кавалер так же тихо, а после, вставая, добавил: — Простите, господа, но у меня есть важное дело, через час или два я вернусь.

— О добрый господин, — воскликнула Клара Кёршнер, — какие же дела могут быть сейчас, полночь скоро.

— Ах, госпожа Клара, нашего господина ни ночь, ни дождь, ни буря не остановят, когда он свершает свои дела, — произнесла госпожа Ланге со смирением и вздохом.

— Мы скоро вернёмся, — обещал он и, проходя мимо, коснулся её руки. Молодые господа из выезда поднимались из-за стола и шли вслед за господином.

Ночь была светлой, испуганные горожане просыпались от шума множества конских подков по мостовой. С чего бы столько верховых ночью тут ездят? Самые любопытные зажигали лампы, выглядывали в окна в надежде что-то разглядеть. Волков не стал брать всех своих людей, только выезд и четверых стрелков с сержантом Франком. Да ещё Сыч на верёвке тащил разбойника, который шёл пешком и всех задерживал.

Вскоре они всё-таки добрались до места. Ёж, достав из-под куртки потайной воровской фонарь, издали им посветил. Господа стали спешиваться, чтобы дальше идти пешком, не поднимая шума. Сыч, перепоручив пленника одному из гвардейцев, сам шёл впереди Волкова и, подойдя к Ежу, сказал:

— Ну, придумал, что сказать вдове, чтобы она отперла дверь?

— Да на кой… Я уже сам открыл её, как говорится, дверь-то крепка, да в ней щель велика. Я ножом засов отковырял в сторону.

— Молодец, сволочь. Ловок! — похвалил товарища Фриц Ламме.

Дружки тихо засмеялись, а Волков в который раз усомнился, что Ёж из судейских. Из воров его Сыч взял, точно из воров.

Дверь с лёгким скрипом отворилась, и Ёж, подсвечивая себе фонарём, первый вошёл в дом, остановился, а остановившись, огляделся, осветил товары на столах, которыми торговала вдова. Рукой даже погладил штуку полотна — хорошо ли. Точно не впервой он входил в чужой дом, да ещё и в темноте. Головой вертел, словно принюхивался. И лишь постояв так, пошёл дальше, на лестницу. Там без спеха, но легко, ставя ноги на самые края ступеней, чтобы не скрипнули, начал подниматься вверх. К покоям.

За ним поднимались Фриц Ламме и Волков. А после и все остальные шли, шли осторожно, стараясь не топать и не задевать мебель мечами.

Ёж остановился у двери в конце и обернулся, потом приложил ухо к двери, стал прислушиваться.

Конечно, господа так ходить, как он ходил, не умели, и старые ступени то под одной тяжкой ногой, то под другой немилосердно и протяжно скрипели. И в тихом доме, в ночной час, ясное дело, такой звук хозяйку разбудил и всполошил.

— Кто там? — взвизгнула за дверью женщина.

Потом тихий говор, шум какой-то, и крик повторился:

— Кто там?

И тут же под дверь проскользнул неровный свет свечи. Что-то загремело, дверь распахнулась, оттолкнув Ежа, и…

— А! Воры! — заорал свирепый и почти обнажённый муж, и в тусклом свете свечи белым мелькнул меч. — Ах вы ублюдки, порублю всех! И стражу звать не буду…

— Железо у него! — заорал Ёж и ударил по двери, навалился на неё.

Свеча тут же