Книга Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин

стало, а избушка стояла такая же, как и прежде, разве что справа от лабаза росла молодая березка, но отец почему-то срубил ее, видимо, на что-то понадобилась. Он выпростался из-под рюкзака, но заходить внутрь не решался. Присел на чурбак у входа. Отец любил на нем покурить. Говорил, что он приносит удачу и не велел пускать на дрова. Он достал сигарету и присел на отцовское «кресло», только не лицом к тайге, как любил отец, а лицом к избушке. Сигарета погасла, а он все еще не мог собраться войти. Выкурил вторую, и только после нее встал и осторожно толкнул дверь. Внутри было выметено, возле печки лежали колотые дрова и тонкие завитки бересты. На столе рядом с топчаном стояла почерневшая алюминиевая кружка, остальная посуда, аккуратно расставленная на полке, прибитой к стене, ждала хозяина. Вот только старый хозяин, любящий порядок, ушел далеко-далеко и заблудился.

Притащив понягу к избушке, он поднялся в лабаз и увидел неизрасходованную муку, завезенную отцом, и аж горло перехватило. Второй приступ случился, когда вернулся в избушку, увидел на полке запас махры и початую пачку «Севера». Достал из нее папиросу, хотел понюхать, но пересохший табак высыпался на пол. Невелика потеря, если в кармане пачка сигарет, но такая тоска подступила, что не выдержал и простонал:

– Эх, папка, папка, что же ты наделал!

Без обиды, без обвинений, только с болью.

* * *

Погода капризничала, дурила, но выждал неделю и все-таки добрался до ближней избушки. Путик вдоль ручья забила ольха. Пришлось вырубать, чтобы потом не цепляться за нее и не запинаться. Возле первого капкана достал тушку ондатры, нюхнул и похвалил себя – удачно заквасилась. Вспомнил любимую присказку армейского друга Лехи: «Сам бы ел, да денег надо». Пока вырубал ольховник, пока наживлял ловушки, стало темнеть, да и проголодался. С утра не терпелось на путик, волновался до мандража, даже еда в рот не лезла.

На другой день заправился основательно и решил двинуться ко второй избушке. Не прошел и километра, как залаяла Дамка. Свернул на ее след. Лай то прекращался, то взрывался с неудержимой яростью, и казалось, что собака совсем рядом. Он прибавил ходу, но по бурелому больно-то не разбежишься. Дамкин след спустился к ручью, заросшему тальником, а дальше предстояло пыхтеть в горку, огибая сучкастые валежины. Соболь сидел на верхушке сухостоины, снег возле нее был вытоптан, мелкий кустарник поломан, кора с дерева содрана. Дамка от нетерпения прыгала на ствол, словно сама собиралась добраться до загнанного зверька. Он выстрелил и, глядя, как добыча падает меж ветвей, смачно крякнул. Соболюшко оказался молоденький, светлый, но почин был сделан.

Едва вернулся на тропу, Дамка снова залаяла. Голос был не такой жоркий, как на соболя, звонкий с подвизгиванием – белочку загнала. Однако петлять до нее пришлось еще дольше, через другие расщеперенные валежины.

Спустив чулочек шкурки, разделил тушку пополам и бросил переднюю часть Дамке. Собака поймала добычу на лету и встала перед ним, заглядывая в лицо преданными глазами. Не выдержал просящего взгляда и отдал вторую половину. Расщедрился, а потом уже подумал, что отец бы не одобрил.

Вторую белку добыли где-то на середине пути к избушке, и сразу после этого он наткнулся на чужой след. Откуда ему взяться на их участке?! След от сапога сорокового размера. Ну, может, сорок первого. Не очень крупный гость. Да какая разница, если внутри все закипело. Захотелось плюнуть в этот поганый след, но слюны во рту не было. Он принялся топтать отпечатки чужих сапог, и тут залаяла Дамка, совсем рядом, разохотилась собака, во вкус вошла. Идти к ней не было никакого желания, но не бросать же, старается подруга – грех обижать. Перевозбуждение – плохой помощник. Когда целился, чувствовал, что промажет. И промазал. Попал только с третьего раза. Такого с ним и в детстве не случалось.

Набегался за день, разбираться с гостем было уже поздновато, и непонятно еще – куда уведет след. Вернулся на обжитое место. Посидел в любимом отцовском «кресле», пытался обмозговать, как вести себя с незваным соседом. А чего думать, если не знаешь, кто и зачем – надо утром идти знакомиться, а там видно будет.

Чужая свежесрубленная избушка стояла на их участке, чуть не доходя до большого ручья, по которому считалась граница. Еще на подходе выскочил рыжий пес и кинулся на Дамку. Чувствуя себя хозяином, прыгал нахраписто, но Дамка не отступала. Избушка была небольшая, но аккуратная. Лабаза пока не стояло и дрова не заготовлены – видимо, не успел. Увидев дымок над трубой, понял, что ждать не придется. Надеялся, что до стрельбы не дойдет, но ружье на всякий случай зарядил. Услышав собачью грызню, вышел мужичок лет сорока, невысокий, но крепенький. Смотрел удивленно, явно не ждал.

– А ты кто?

– Сосед.

– Ну, проходи. Чай будешь?

– Буду, – согласился, потому как с чаем разговаривать спокойнее.

Чайник стоял на краю печки и еще подпаривал. Мужик взял чистую кружку. Налил наполовину чуть ли не чифира и придвинул банку с песком.

– Сласти по вкусу.

От сахара он отказался. Чай был слишком горячий.

– Сосед, говоришь? Что-то я тебя раньше не видел, – спросил без намека на подозрение, скорее из любопытства.

– Из армии недавно вернулся. А ты в курсе, что построился на чужом участке?

– Почему на чужом? У меня разрешение имеется. Охотовед приезжал и выписал. Справка с печатью дома лежит, могу предъявить, – оправдывался мужик.

– Да мало ли что твой охотовед с пьяни напишет. Вся деревня знает, что мы здесь тыщу лет охотимся. И дед мой, и папка.

– Так это твой, значит, с девкой в бане угорел? – И уже с нагловатой уверенностью стал объяснять: – Вот видишь, все по закону, потому охотовед и выписал справку. Батьке-то участок уже без надобности.

Мужику, видимо, понравилась собственная рассудительность, и он примиряюще улыбнулся. Но улыбка получилась какая-то гаденькая. Захотелось врезать в улыбающуюся рожу, но сдержался. Отодвинул чай. Встал и выложил:

– Раз уж так получилось, до конца сезона промышляй, а на следующий год проси своего охотоведа, чтобы он тебе другой участок выделил.

– Я на твои путики не полезу. Только по своему.

– Будем считать, что договорились. Но я предупредил.

Когда вышли на улицу, Дамка игриво обнюхивала чужого рыжего.

– Видишь, – сказал мужик, – собаки помирились, надеюсь, и мы поладим.

Незваный сосед не наглел. Следы иногда пересекались, но как без этого на охоте. Раздражало, но, коли договорились, терпел.

Надеялся, что человек понял. Но на следующую осень к нему подошел отец Галки и обрадовал:

– Слышь, Никола, а твой-то снова