Книга Тень ворона над белым сейдом - Марина Сергеевна Комарова

же неправильно!

Через несколько секунд он сел рядом с Гринбергом. И хотя на губах была едва заметная улыбка, в темных глазах плескалось беспокойство. Тягучее и немного безумное. Я невольно сглотнула. Господи, у меня даже голова кружится. Это всё неправильно… И в то же время как-то хорошо.

— Юлианна, вы меня звали? — спросил он, глядя прямо мне в глаза и не давая нормально дышать.

***

Она так и не ответила. Во всяком случае, словами. Гуннар не отводил от неё глаз: растерянной, немного смущённой и явно не знающей, куда себя деть. А ещё из головы рядом с ней сразу исчезали все приличные мысли. Если до поцелуя ещё как-то получалось думать спокойно, то сейчас все рамки сорвало напрочь.

Кто-то мог смеяться, кто-то даже издеваться еле слышным голосом Гринберга в подсознании, но Гуннару было плевать. Он понимал, что сегодня не может уехать домой один. Нечего девушке оставаться тут, снова рискуя оказаться под психологической атакой от перехода, когда совсем рядом ходит её лекарство. И не только лекарство.

Гринберг косо поглядывал на него, всё хотел сказать что-то умное, но, натыкаясь на взгляд Гуннара, словно давился собственными остротами. Ибо прекрасно понимал, что порой лучше просто помолчать.

Юлиана выкрутилась, сказала, что ещё не пришла в себя. Попыталась даже отшутиться, что в первую очередь подумала именно о Главе Стражей, но с каждым разом Гуннар чувствовал, что это далеко от истины.

«Она может не помнить о поцелуе», — неожиданно тонкой иглой уколола мысль.

Да, такое бывает. Во время перестройки организма и привыканию к Норге у землян кое-какие воспоминания стираются.

Гуннар сжал кулаки. Он не знал, сколько времени просто сидел в кабинете и не мог ничем заняться. Все мысли снова и снова возвращались к Юлианне. К тому, что она очень здорово будет смотреться на широкой постели. И на кухне, обнимая ладонями чашку дымящегося кофе. И у окна, за которым падают снежные хлопья прямо на черную влажную землю. И практически вжатой в стену в тёмном коридоре, где будет тихонько смеяться и пытаться для вида оттолкнуть горячие ладони, скользнувшие ей под свитер.

И не только. Она будет шикарно смотреться везде. Потому что важно не то, где она находится, а кто на неё смотрит.

Гуннар провёл ногтями по столу и с ужасом сообразил, что едва не начал менять человеческий вид на вороний. Три бороздки на полированной крышке немо свидетельствовали, что надо себя держать в руках.

Стоял серьёзный вопрос: как сказать Юлианне, что ей здесь не место?

Проверка здоровья? Эксперимент? Нет. Она достойна знать правду. В конце концов, она сюда за ней и приехала. К тому же достаточно вспомнить, как смотрят на Гуннара её зелёные глаза. С какой-то едва выразимой надеждой, которая будто скрыта под толстым слоем изумрудного льда. Льда одиночества и страха быть непонятой.

Гуннар прекрасно понимал, что нуждается в совете. Кого угодно: Гринберга, Ени, Дагура, который весь день провёл с троицей прибывших. Кого угодно. Но… их не было. Да и не солидно как-то. Глава Дома Стражей, а не девочка у окна. Девочка…

Рангхильд сказала, что его ждут перемены. Что ж, и правда, коль перемены, то и не стоит тогда сидеть на месте. И не мальчишка давно, это факт.

Встав из-за стола, прихватив телефон, Гуннар закрыл кабинет и направился в палату Юлианны. Конечно, Гринберг будет в шоке, но ничего, потерпит. Возле самой двери он замер, не решаясь войти. Вдруг спит? Но потом понял, что за дверью тихонько играет музыка.

Постучал, услышал едва различимое: «Войдите». И спокойно толкнул дверь.

Юлианна полусидела, опираясь на подушки. Держала в руках какую-то книгу. Ага, значит, состояние нормализуется, раз позволили читать.

— У меня серьёзный вопрос, — сказал Гуннар, приближаясь к ней.

В зелёных глазах на секунду промелькнула настороженность, но тут же сменилась интересом. Осознание пришло сразу: Юлианна его не боится. Несмотря ни что, ей комфортно рядом. Это… хорошо.

— Да, какой же?

— Ты согласишься пройти проверку своей первой предполагаемой истинной пары?

Голос не подвёл, но во рту всё пересохло. И как только удалось удержаться и ничего не спросить про поцелуй. А так хотелось…

Юлианна смотрела пристально. Первые несколько секунд она словно не понимала, о чем речь. Потом очень медленно закрыла книгу и отложила её в сторону. И всё это, не отводя глаз от глаз Гуннара, будто не желая разрывать визуальный контакт.

— И как это… будет выглядеть? — чуть напряжённо спросила она. — Нет, я не против, но неужто за это короткое время…

— Времени прошло достаточно, — заметил Гуннар.

Юлиана чуть нахмурилась. Кажется, пытаясь понять, сколько же она пробыла без сознания. Вдруг не половину дня, а гораздо дольше?

Теперь Гуннар стоял возле кровати и едва сдерживался, чтобы не склониться, вплетая пальцы в светлые волосы, и не прижаться к чуть сжатым губам, заставляя их приоткрыться и ответить на горячий поцелуй. И не выпускать до тех пор, пока она не обмякнет, доверчиво прижимаясь и отдавая всё больше. Пока не начнет дышать жарко и рвано, а в зелёных глазах не мелькнёт жажда, которую можно утолить только страстью, а после неё — вином. Лишь так, а не наоборот. И как же хочется всё это сейчас, а не потом.

— Но как? — повторила Юлианна, вернув его к действительности.

— Пожить некоторое время на одной территории. В домашних условиях. Проще говоря, переехать отсюда в обычный дом или квартиру. Тебе что больше по душе?

— Дом, — озадаченно ответила Юлианна, — всегда мечтала про двухэтажный. — И тут же резко умолкла, словно спохватилась, осознав, что много болтает. — А с кем… кто будет со мной жить?

— Я, — коротко ответил Гуннар.

Глава 4. Я буду жить с тобой

Он так просто это сказал. Мне сразу показалось, что это всего лишь плод фантазии моего слуха и ещё не пришедшего в норму разума. Впрочем, придет ли он тут вообще в обычное состояние после такого видения? Перед внутренним взором то и дело вспыхивали жёлтые звёзды, и чернота, тягучая и бездонная, казалось, пыталась увести к себе, не дать реальности ни шанса на победу.

Я тряхнула головой. Гуннар внимательно смотрел на меня. Будто удерживал взгляд, не давая думать ни про звёзды, ни про тьму, ни про что-то иное. И от этого почему-то становилось жарко, словно живой огонь пробегал вдоль позвоночника,