Книга Если что я (не) умру - Юлия Никитчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
P.S. Перенос бывает разным, я пишу только о положительном, потому что столкнулась именно с такими чувствами. Ни на секунду у меня не было негативных чувств по отношению к тем врачам, которые мне помогли. Они большие молодцы и из них получилась отличная команда. Негатив был только к тем, кто по очевидным причинам (о чём я писала выше) того заслуживал. Но это уже не перенос, а критическое мышление. Ни в коем случае не путайте, а то так ещё больше можно сойти с ума.
И ещё немного о моих чувствах. Я довольно стеснительная. Мне сложно вот так с ходу к кому-то подойти и начать разговор. Непросто чувствовать себя комфортно в новой компании. Я не могу полностью расслабиться и быть непринуждённой, если только не знаю человека уже тысячу лет. И то – не факт. Но если человек мне дорог и нужен, я хоть мямлить буду и дурой себя выставлю, но донесу ему это. Скажу. Напишу. Прошепчу. Обязательно. Иначе зачем всё это?
…
Из неопубликованных разговоров:
– Меня беспокоит, что всё это психологические уловки. Как будто мы все тут собрались, поиграли в тёплые чувства и в конце концов разойдёмся. Будто всё это не по-настоящему.
– Ты не всегда будешь больна, Юль. А после терапии возможны хорошие дружеские отношения. Никто ни с кем не играет и не собирается бросать. Это не уловки. Всё по-настоящему. Не бойся проявлять свои чувства. Не бойся боли. Без неё ты не почувствуешь и тепла.
Глава 14
Почему я?
Я сделала для себя пометку сообщить своему психотерапевту сенсационные новости о том, что медицинское сообщество наконец-то нашло лекарство от моего сильного тревожного расстройства и что мне нужно прописать «просто перестать так сильно обо всём переживать». (с)
Мои родители не алкоголики и не наркоманы. Меня не били и я не трудный ребёнок из приёмной семьи. Гены здесь вроде бы тоже ни при чём. Так почему именно я? Ещё один камешек в огород моей вины? Скоро из них можно будет построить дом. Я – желанный ребёнок. Меня любили и любят. Не всегда так, как мне того бы хотелось, но как умели. И умели неплохо. Что со мной не так? Почему я такая чувствительная? И если уж мне болеть, то не лучше ли чем-то вроде шизофрении, которую воспринимают более серьёзно? Ведь я не слышала, чтобы людям с шизофренией говорили взять себя в руки и перестать… ну например, слышать голоса. Не было такого. А при депрессии – пожалуйста. Тут и «где твоя сила воли?», и «ты просто ленишься», и даже «депрессий вообще не существует». И куда мне идти такой ленивой и безвольной с несуществующей болезнью? Может, как раз к этим людям? Посмотреть, что они могут предложить? Никому я бы не пожелала испытать те чувства, что пережила я. Нет у меня такого врага, с которым я ими поделилась бы. 24 часа ты не просто говоришь себе, что ты никчёмный и не заслуживающий ничего хорошего человек, ты себя таким ощущаешь. Без передышки. Как ощущаешь физическую боль, от которой не помогают лекарства. Иногда сильнее, иногда слабее. И никакие доводы о том, что это нелогично и так не должно быть, не действуют. Это ведь ощущения. Им особо не прикажешь. Поэтому, прежде чем обвинять или отрицать то, чего вы не можете или не хотите понять, подумайте. Очень хорошенько подумайте, что вы делаете, как это может сказаться на человеке и не навредите ли вы ему. Думать – это вообще полезно. Всем советую.
P.S. Прислушивайтесь к тому, что говорят вам те, кто болен. Если им сложно делать какие-то вещи – это не их каприз, а их реальность. У меня были случаи, когда мне говорили, что всё будет хорошо и меня не оставят наедине с другими людьми. Но оставляли, хотя на то не было особых причин или каких-то сложных обстоятельств. А после спрашивали: «ну и что тут такого? Ничего страшного не произошло!» Постарайтесь понять, что это для вас «ничего страшного» и не мерьте больного человека меркой здорового. А произошло вот что: во-первых, я пережила много панических мгновений. Во-вторых, поняла, что не могу доверять человеку, который обещал и не выполнил. Не могу на него надеяться и быть с ним в безопасности. Да, просьба была странной на первый взгляд, не стоящей внимания. Но я не просто так и не из прихоти о ней просила. Это было важно, и я надеялась, если не на понимание, то на просто механическое её выполнение. Я сама говорила, что надо делать, чтобы помочь мне, и это не было чем-то сверхвозможным для выполнения. Поэтому я