Книга «Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова

Больше всего среди уволенных было тех, кто просто не справился с работой. Таких сотрудников упрекали в «холодном отношении к своим обязанностям»98. Но как еще можно относиться к делу, смысла которого не понимаешь, к которому не готов – ни по образованию, ни по квалификации, и догадываешься, что ретивые кадровики заткнули тобой очередную кадровую дыру. Начальник административно-хозяйственной части одной из комендатур, пытавшийся покончить жизнь самоубийством, написал в прощальном письме другу: «Макар, ты больше всех знаешь эту трижды проклятую работу. Прошу меня извинить. Дальше я тянуть не могу»99. Как посчитал начальник политотдела, «причина попытки на самоубийство» – «его слабоволие, с работой не справлялся, не хотел работать». Этот «слабовольный» старший лейтенант прошел всю войну, заслужил четыре ордена, был контужен и дважды ранен. В июне 1946 года попал в военную комендатуру100. Смог продержаться там всего четыре месяца. Дисциплинированный, никаких взысканий, очень добросовестный, но оказался не на своем месте, справлялся с работой с трудом и был в угнетенном настроении.

Каждый третий из тех, кто не справился с работой в военных комендатурах, – это те, кем изобретательные кадровики заполнили вакансии специалистов (экономистов, инспекторов по финансам, автотранспорту, торговле, заготовкам, инженеров-контролеров по отраслям, по промышленности, агрономов и т. д.). Но больше всего – экономистов, что отражает реальную ситуацию в СВАГ. Экономисты считались самым слабым звеном, о чем во всеуслышание заявляли и начальники УСВА, и военные коменданты. На партактивах постоянно твердили: присланные в военные комендатуры на должности экономистов офицеры «ничего общего с этой работой не имеют. У некоторых по 4 класса образования», они «отсталые в своем развитии и, следовательно, не могут изучать предприятия»101. Всего за 1946 год было откомандировано в СССР более шестисот экономистов, в подавляющем большинстве из военных комендатур, причем каждый пятый из них имел только начальное образование102.

Вторая по значимости причина для увольнения – это пьянство. В приказах мы насчитали более десяти вариантов описания пьянства. А в языке сваговца их было намного больше. Например, сваговцы различали несколько степеней опьянения: выпивать в меру, выпивши, распивать до опьянения, полное опьянение, бесчувственно-пьяное состояние, невменяемо пьян, разнузданное пьянство… Тема пьянства – тонкая материя. Слишком многих затрагивал этот вопрос. Недаром при приеме в партию вопрос «Пьете?» – был обязательным103. Зато среди уволенных на удивление мало тех, кто был обвинен в политических или идеологических прегрешениях. Видимо, начальники, составлявшие характеристики на «неподходящих», прекрасно понимали, чем чреваты такие обвинения, и старались обезопасить и себя, и увольняемых сотрудников от разборок с политическим душком.

8 апреля 1947 года итоги чистки подвело Управление кадров ЦК ВКП(б): за десять месяцев из СВАГ было уволено и отправлено в СССР свыше пяти тысяч человек. Цифры внушительные. Однако ЦК ВКП(б) остался недоволен. Был вынесен вердикт: начальник отдела кадров с работой не справляется, с кадрами работает слабо, «масштаба работы не охватывает»104. Кадровые ошибки, совершенные в том числе по объективным причинам в начальный период оккупации, попытались исправить. Но и после чистки 1946 – начала 1947 года ротация кадров в СВАГ оставалась высокой. Как считают некоторые исследователи, каждый год менялось до трети сотрудников105. Бесконечные замены указывали на то, что кадровая система СВАГ, ее персонал постоянно находились в зоне социально-культурной турбулентности, люди чувствовали себя неуверенно и тревожно.

Те, кому удалось удержаться на службе в СВАГ, освоились и поднаторели в работе. При всех претензиях руководства к своим подчиненным, оно (это руководство) после традиционной критики нерадивых стало признавать: «Мы же, в основном, имеем на местах людей с головой, людей, которые имеют понятие и умеют по-настоящему оценивать положение, которое в данный отрезок времени сложилось на том или ином предприятии, в том или ином районе»106. Эти слова были публично произнесены Главноначальствующим СВАГ в августе 1948 года, а весной следующего года заместитель начальника по политическим вопросам УСВА земли Тюрингия Г. Т. Захаров, резко оценивший состояние кадров в 1945–1946 годах, сообщал секретарю ЦК ВКП(б) М. А. Суслову: «В настоящее время могут найтись только отдельные работники, не умеющие объяснить существо задач, стоящих перед СВАГ. Наши ответственные товарищи научились значительно лучше, умней осуществлять оккупационную политику, обеспечивать выполнение экономических задач… Действия, компрометирующие среди немцев наших работников, проявляются редко. Кадры приобрели неплохой опыт оккупационной деятельности… Советское влияние на немецкое население усилено»107.

Не будем считать подобные оценки бюрократическим преувеличением или обязательной нормой отчетного документа: если в «начале времен» было плохо, то в конце – должно стать хотя бы немного лучше. Костяк сотрудников, отобранных в ходе непрерывных чисток и откомандирований, тянул на себе всю оккупационную работу. А вот с новичками были проблемы. Когда на смену фронтовикам в 1947 году пришли молодые офицеры из внутренних военных округов, не прошедшие войну, массовые откомандирования продолжились. Выступая на партактиве в 1949 году, начальник УСВА земли Тюрингия сетовал, что ему пришлось откомандировать каждого второго офицера, присланного на замену из Советского Союза. «Это страшная цифра. – Высказал свое мнение генерал. – Эти товарищи были отобраны специальной комиссией, с ними много говорили. Мы же за один год снова их отправили в Советский Союз, причем с плохими характеристиками…»108 В Бранденбурге эта цифра была еще больше. В 1948 году туда на замену прибыло 137 офицеров, из которых было отозвано и откомандировано по политико-моральным качествам 70%109.

Казалось бы, прошлые кадровые ошибки должны были быть учтены и поняты. И их не следовало повторять. Но сваговская история пошла как бы по второму кругу. И уже других людей сорвал с места и унес в немецкую неизвестность неумолимый поток государственных усмотрений. Офицерами распоряжались бесцеремонно и грубо. Их отправляли в Германию чуть ли не по тревоге, из летних лагерей, не давали времени устроить свои личные дела, отгулять отпуск, повидаться с семьями, оставшимися на зимних квартирах. Некоторые даже с партийного учета не успевали сняться, а ведь это ритуальное действие в сталинской системе считалось почти святым110. Опять спешка, экстрим, форс-мажор, хотя война уже два года как закончилась. В результате недовольство, обиды, отсутствие настроя на работу. Хорошо, если новые сотрудники обладали достаточным деловым потенциалом и сравнительно легко адаптировались к новому месту службы. Но многие новички были возвращены в СССР как «неподходящие».