Книга Контрразведчик - Юрий Корчевский

– Это ты верно подметил. Однако долг на хлебушек не положишь и сыт им не будешь. Офицерство не подведет, воспитаны так. А с солдатами проблемы быть могут.

– С чего ты взял?

– Крестьянин на сладкие речи падок. В батальонах и полках жандармы нужны. Не пьянки пресекать, это дело взводных да ротных командиров. А крамолу выводить каленым железом. Появился пропагандист из любой партии, к стенке его сразу.

– Жестко!

– Солдат разложить проще, чем ты думаешь. Пообещает им жизнь спокойную и сытую, поверят. Сначала откажутся приказы командиров исполнять, потом и на штыки их поднять могут.

– Прямо апокалипсис. Не верится.

– Сын, я тебя никогда попусту не пугал. И лучше быть жестоким к сотне-другой пропагандистов, чем потом миллионы потерять. Велика Россия, но и она покачнуться может. На жалкую помощь Антанты внимания не обращай. Европейцы, даром что просвещенными кажутся, кичатся хорошими манерами, да каждый сам за себя. И помочь России могут, если им выгодно. Главный, вековечный враг наш – саксы, а вовсе не германцы. С немцами мы то воюем, то дружим против кого-нибудь.

Такого откровенного разговора с отцом не было никогда. Матвей поразился. Отец так говорит, как будто точно знает, видит будущее. Но это никому не дано. Или отец настолько серьезный аналитик, что способен делать выводы даже из малых исходных данных? Отцу Матвей всецело доверял. Это была не слепая вера в родителя. Просто все действия отца, все его советы, прогнозы – всегда оказывались удивительно точными.

В комнату вошла мама.

– Павел, ты совсем сына заговорил. У него жена есть, тоже соскучилась. Завтра наговоритесь. Сын, ты же завтра не уедешь?

– Послезавтра вечерним поездом.

– Ну вот, видишь. Идем, Павел.

Только родители вышли, вошла Сашенька. Она любила, когда Матвей называл ее так. Александра – уж очень официально, а Шура – как-то по-деревенски, говорила она. Матвей по жене соскучился. Уже полгода они женаты, а Сашенька до сих пор не беременна. Это беспокоило. А с другой стороны – встречи редки. С началом войны Матвей бывал на даче не каждый выходной. Полагал – рано или поздно война закончится, тогда Сашенька вернется в Петроград, заживут они счастливой жизнью. На лето детей будут отвозить к родителям на дачу. Родителям внуки будут в радость, а детям на даче раздолье – море, лес, чистый воздух, продукты свежайшие. Но война шла с переменным успехом, затягивалась, и конца ей не было видно. Да еще слова отца из головы не шли. При женщинах он прогнозы свои не высказывал, зачем их расстраивать, пугать? Плохих новостей и так с избытком.

А как обнял жену, поцеловал, ощутил запах ее волос, тела – все мысли покинули голову. Любимая и желанная женщина стоила того, чтобы на какое-то время забыть обо всем на свете, хотя бы на одну ночь.

Утром Матвей спал почти до полудня и проснулся от запаха чего-то вкусного. Домашние вели себя тихо, давая Матвею возможность отдохнуть. Он умылся, надел пижаму, спустился на первый этаж. Мама и жена уже пирожков напекли с луком, рисом и яйцом, какие любил Матвей. На столе уже исходил паром самовар.

– Ну, наконец-то, – улыбнулся отец. – Я думал – пирожки остынут, хотел будить.

Эх, до чего же спокойно и уютно дома! Война, агитаторы, шпионы – так далеко, где-то в другой жизни, и возвращаться туда очень не хочется.

Чай с пирожками пили не спеша. Фактически не завтрак получился, а обед, судя по времени на настенных часах. После еды Матвей с Сашенькой прогуляться вышли на берег. Солнце светит, на море полный штиль, искупаться захотелось. А попробовал рукой воду – холодная. Это не Черное море, не Крым.

В общем, получилось почти двое суток безмятежного отдыха, без войны, без тревог. Светлая отдушина, жаль только – очень короткая.

Вечером на поезд, который пришел с запозданием, чего прежде не бывало. А с утра на службу. Выслушал доклады офицеров своей группы, почитал отчеты информаторов. С началом войны их число убавилось, многих забрали в действующую армию. Особо интересного в информации не было.

Через несколько дней Матвея вызвали к начальнику Охранного отделения полковнику Глобачеву. Матвей вошел, доложился.

– Садитесь, ротмистр. Что же вы, Матвей Павлович, о своих действиях в командировке умалчиваете? Рапорт в Отдельный корпус жандармов пришел. Писано командиром полка. Помогал отбить германскую атаку, умело ведя огонь из пулемета.

Полковник последние слова уже зачитывал из рапорта.

– Потом лично возглавил контратаку батальона, выбил германцев из первой линии траншей, удержал до подхода резервов. Было?

– Так точно. Я выполнял свой долг.

– Похвально.

Полковник походил по кабинету в раздумьях.

– Хорошо, вопрос прояснили. Вдруг ошибка? Не смею задерживать.

Матвей у дверей развернулся, кивнул, щелкнул каблуками. Своего рода офицерский шик. А через месяц полковник вызвал снова.

– Поздравляю вас, Матвей Павлович, с заслуженной наградой. Государь подписал Указ о награждении отличившихся в боях офицеров. И вы по заслугам попали в их число. В пятницу быть на службе в парадной форме.

– Есть!

Приятно, если твою добросовестную службу отмечают. Не всегда так бывает. Чаще за упущения ругают, а отличную работу считают чем-то само собой разумеющимся.

В назначенный день Матвей на службу явился при полном параде, при шашке. В повседневной жизни офицеры Охранного отделения шашку не носили. Она нужна кавалеристам в конном бою, а пешему только мешает. Матвей даже не помнил, когда кто-то из офицеров ее применял за последние годы. Револьвер куда как сподручнее, надежнее, любого убегающего остановит быстрее шашки.

На пролетке подъехали к Орденскому капитулу, куда прибыл и шеф Отдельного корпуса жандармов. Кроме трех жандармских офицеров награждали два десятка армейских офицеров и десяток флотских. Матвей получил орден Святого Владимира третьей степени. По случаю военных действий отметили скромно, по бокалу шампанского.

Ордена было принято носить при парадной форме. Следующим днем Матвей пришел на службу в повседневном голубом мундире, но сослуживцы о награде уже знали, поздравляли, намекали: обмыть бы надо. Пришлось заказывать столик в ресторане.

А еще через неделю после награждения Матвей увидел на столе у полковника Глобачева свое личное дело. Интересно было бы в него заглянуть. Туда подшивались ежегодные характеристики, сведения о наградах, как и выговорах, продвижении по службе. Личное дело на столе у начальства свидетельствовало о грядущих переменах по службе. Наказывать вроде бы не за что, об упущениях в службе Матвей не припоминал.

Обычно все специальные службы имели привычку все бумаги на столе – следственные дела, уголовные, личные на сотрудников – переворачивать лицевой стороной вниз, чтобы никто из посетителей не мог увидеть, к кому проявляется интерес. Причем так действовали не только царская полиция или жандармерия, но и ЧК, НКВД при большевиках, КГБ и ФСБ в позднее время.