Книга Ты мой яд, я твоё проклятие. Книга вторая - Анна Мичи

– Ну же, ну же, – я почувствовала себя неудобно. – Не плачь, Есена, всё хорошо.

В доме бабушки меня тоже считали вдовой. Мне казалось, бабушка сама верила в эту легенду. Она знала, кто отец Алайны, но так упорно называла его нейдом Ивелином и моим «погибшим супругом», что мне иногда казалось, это проявление старческой деменции. И вот Есена теперь с этим своим «потеряли мужа». Даже неловко, что я не ношу траур по своему якобы погибшему супругу.

– Что за шум? – из глубины дома послышался величественный голос бабушки. – О боги, Тинна!

Я бросилась ей навстречу. Когда ехала сюда, я боялась застать её в постели, слабой, исхудавшей – но сейчас с облегчением увидела, что бабушка выглядит так же, как год назад: с прямой спиной, тщательно уложенной причёской, в тёмно-зелёном шёлковом платье – хоть сейчас на выход.

– Бабушка! – я обняла и поцеловала её в морщинистую щёку.

– Приехала-таки! Идём, идём скорее. Девушка, – она царственно подозвала Фессу. – Отнеси дитя в гостиную, а сама ступай за Есеной. Она покажет и расскажет тебе всё необходимое. Пойдём и мы с тобой, – бабушка подхватила меня под руку и первой направилась в сторону гостиной.

Когда прислуга удалилась, она сама открыла ткань на корзине и взяла Алайну на руки. Та лишь ненадолго открыла мутные со сна глазки, огляделась и снова затихла.

– Боги, какой здоровый крепкий ребёнок! Как она ест? Хорошо ли спит?

– Всё отлично, бабушка. Ну, насколько возможно… Она тяжёлая, положи.

– Вздор! Она весит ровно столько, сколько нужно в её возрасте.

Бабушка ещё некоторое время тщательно расспрашивала меня о ребёнке, я не без удовольствия делилась тревогами и радостями. Потом разговор естественно стал сходить на нет.

Я опасалась спросить о её самочувствии, ждала, чтобы она сама заговорила. И дождалась. Бабушка, по-прежнему укачивая Алайну, метнула в меня острый взгляд и вдруг нехотя сообщила:

– Я обманула тебя, дитя моё.

Улыбка сошла с моих губ.

– Обманула? – переспросила я, чувствуя себя оглушённой. Что она хочет сказать? Ей осталось жить куда меньше, чем пара месяцев, о которых она писала? Или…

Бабушка молча выложила на стол открытку с красочной виньеткой из геральдических лент. Придвинула ко мне, явно намекая, чтобы я прочла.

В глазах зарябило от выписанных тщательно, кистью каллиграфа, заглавных букв: «Приглашение на приём по случаю отставки Главного Королевского Мага Его Величества Хранителя Хрустального Жезла Диомеи его сиятельства графа Рейборна».

Так же упоминалось, что податель сего приглашения вправе привести с собой одну персону, при условии, что оная персона достойна предстать пред очами их величеств.

– Я вызвала тебя ради этого, – бабушка постучала по карточке.

– Отец уходит в отставку? – в груди поселились спутанные чувства. С одной стороны, я до сих пор не простила его за то, что он с такой лёгкостью от нас отрёкся. И за весь этот год так и не счёл нужным найти нас, приехать увидеться со своей внучкой. С другой – я сама отсылала назад его письма нераспечатанными и сама была бы в ужасе, если бы он всё же заявился. А если за ним по пятам снова придут его враги, снова в дом ворвутся какие-то похитители? Ладно я одна оказалась бы в опасности – страшила мысль, что я не смогу защитить Алайну.

И ещё, надо признаться, весть об отставке застала меня врасплох. Странно, мне казалось, отец никогда не сложит с себя эти обязанности.

– Сама я, слава богам, совершенно здорова, – продолжала бабушка. – Прости мне эту ложь, дитя моё. Она продиктована исключительно благими намерениями. Я хотела, чтобы ты приехала сюда… и пошла вместе со мной на приём. Дело в том, что твой отец… ты знаешь, что он ненамного младше меня? Ему уже пятьдесят пять лет. Это опасный возраст для мужчины. А когда настанет ему время предстать перед богами, то его земные блага ему уже не пригодятся. Его состояние должно достаться тебе. Тебе – и ей, – она взглянула на Алайну, мирно спящую у неё на руках.

– О боги, нет! Я не хочу его видеть и не хочу ничего от него получать. Я и сама справлюсь. Сама могу её вырастить и обеспечить.

– Ты хочешь, чтобы она росла деревенской приблудой? – жёстко спросила бабушка. – Когда может блистать при дворе? Хочешь, чтобы она вышла замуж за сельского кузнеца, который станет лупить её после воскресной попойки? Хочешь, чтобы умерла в грязной лачуге от очередных родов, потому что у её мужа не будет денег позвать ей целителя?

Она говорила тихо, но очень отчётливо. И, что самое тягостное, была совершенно права. От наследства матери уже почти ничего не осталось после того, как я купила дом в Амани, скот, наняла рабочих. Денег, что я зарабатывала, на жизнь хватало, удавалось даже откладывать на чёрный день – но бабушка была права, жизнь в столице я своей дочери обеспечить не смогу.

Чего там, нам пришлось бы очень туго этой зимой, если бы не подспорье от бабушки. А ведь она сама небогата, из слуг у неё только Есена, от когда-то процветавшего клана Скайнеров осталось всего-то что родословная и семейная гордость.

Увидев, что её слова действуют на меня, бабушка заговорила тише и ласковее:

– Ты его единственное дитя. Он сознаёт свою вину перед тобой. Если ты придёшь на приём, первой сделаешь шаг навстречу, ты обрадуешь его сердце. Я не хочу защищать его, он принёс много горя твоей матери и тебе, я никогда его не любила, я вообще не хотела, чтобы твоя мать выходила за него… но я не могу не признать, что он по-своему тебя любит.

– Ох, я не знаю, – я покачала головой. Осторожно вынула крепко заснувшую Алайну из бабушкиных рук, уложила в корзину. Малышка не проснулась, только поглубже засунула в рот пальчик. – Если бы любил, дал бы о себе знать.

– В таком случае, думаю, я должна открыть тебе ещё один обман.

Я с оторопью посмотрела на бабушку. Она улыбалась, и моё дёрнувшееся было от тревоги сердце немного успокоилось. Что бы это ни было, кажется, всё не так страшно.

– Те деньги, которые я тебе посылала – на самом деле были от твоего отца.

Я застыла. В голове стало совсем пусто. А бабушка спокойно продолжала:

– Ох, поначалу я долго не хотела принимать их, обманом заставлять тебя пользоваться ими. Думала продать этот дом, я же всё равно старуха, дожила бы где-нибудь на окраине. Но он меня убедил. Родители должны заботиться о своих детях, думаю, ты это понимаешь сама теперь. Верно?

Я опустила глаза, не в состоянии даже кивнуть. Мне нужно было время, чтобы продумать эту новость. Да, это и впрямь был обман. Обман во благо, как и тот, которым бабушка меня сюда вызвала – и всё же обман. Но – странная вещь – в любой другой ситуации я бы огорчилась, но сейчас – негласное свидетельство заботы со стороны отца меня неожиданно обрадовало.

Предложи он деньги мне напрямую, я бы никогда их не приняла. Отослала бы назад, как отсылала его письма. Приди мне перевод от неизвестного дарителя, тоже не стала бы принимать, испугалась бы, решила, что какое-то мошенничество или ловушка. Но отец нашёл общий язык с бабушкой, сумел уговорить её – и всё ради того, чтобы помогать нам.