Книга Возвращение злодейки любовного романа - Кира Иствуд

— Когда ты там стояла… на краю. Тебя какая-то жуткая чёрная тень за плечи обнимала. А потом вниз тебя потянула. Я лишь хотел помочь… Я знаю, ты кронпринца лечила магией, я ему об этом говорил…

Я делаю вид, что мне мало интересно, но сама прислушиваюсь так внимательно, так цепко, точно от этого зависит моя жизнь.

— Понимаешь, на Алане были следы чёрной магии, а это тяжкое преступление. И невозможно поверить, чтобы магия крови использовалась во благо. Поэтому… — Ри опускает голову, подходит ближе.

— Поэтому, я хочу, чтобы ты знала, что можешь доверять мне. Извини, что напугал.

Он вынуждает меня отступить, почти прижимает меня к стене, и я вдруг впервые смотрю на него другими глазами… Вижу его острые скулы, правильный нос, горящие упрямством разноцветные глаза.

— Обратись ко мне, если что-то понадобится, — торопливо шепчет Ри, наклоняясь к самому моему уху. — Я не знаю, зачем ты вернулась. Не знаю. Но я видел, как ты спасла кронпринца… Видел своими глазами. И я доверяю тебе, Виктория. Даже если ты не доверяешь мне.

«Не поддавайся, Катя! — мысленно говорю я себе. — Во-первых, это может быть ловушка. Во-вторых, если он тебе поможет, его первым же казнят. За предательство».

Я упираюсь ему в грудь руками, но не отталкиваю, жду, что он ещё скажет. Чувствую ладонями сильное сердце и жар тела. Со стороны мы, должно быть, походим на парочку влюблённых…

И стоит мне об этом подумать, как позади раздаётся покашливание.

Я дёргаюсь от испуга. Но Ри не теряется. Он сжимает моё плечо и вдруг коротко целует меня в щёку, отчего я вздрагиваю даже сильнее. А потом выпрямляется и смотрит на того, кто стоит позади нас.

Я тоже смотрю… и мне хочется зажмуриться от ужаса.

— Ри, что тут происходит? — с угрозой спрашивает Алан, но смотрит он почему-то на меня. Я вижу, как гуляют желваки по его скулам.

Глава 4

Алан

— Ри, что тут происходит? — спрашиваю я своего стражника, а у самого перед глазами темнеет. Зверь пробивается к коже, чувствую, как он рычит, спину выгибает и зубы скалит. Требует в горло стражнику вцепиться.

Девушка стоит у стены и прижимает руки к лицу — красному от смущения. Слышу, что пульс у неё шкалит, а у меня от злости скулы сводит.

Разноглазый оборотень находится к ней слишком близко, разворачивается ко мне слишком медленно. Взгляд у него исподлобья.

Я шагаю вперёд, кладу руку на не защищённое доспехами плечо Ри.

— Я жду объяснений… — сжимаю пальцы так, что под ними что-то щёлкает, а разноглазый рычит от боли, — … чего тут забыл?

— Я… просто… — сипит Ри, а сам пытается девушку спиной закрыть.

Гнев бьёт мне в голову, клыки пробиваются наружу.

Перехватываю за грудки, отшвыриваю разноглазого в сторону. Тот врезается в стену. По ушам бьёт скрежет металла, мрамор крошится на пол. Девушка испуганно взвизгивает, белеет как полотно. Из соседнего помещения на шум вбегают стражники. По моему кивку они забирают стонущего на полу Ри.

— Нет! Не надо! Прошу! — шепчет девушка, но я слушать не собираюсь. Не сейчас.

Широкими шагами ухожу прочь, через коридор в королевское крыло. За мной никого не пускают, хотя слышу, что служанка пробует прорваться.

Когда оказываюсь достаточно далеко, останавливаюсь. Сжимаю кулак и впечатываю в стену. Гнев всё ещё кипит, обжигая внутренности. Вдох-выдох. Надо успокоиться. Вдох-выдох… Как же до такого дошло?

Я поднимаю глаза на портрет матери, что висит под лестницей. Раньше его местом был парадный зал, а теперь висит тут — скрытый от большинства глаз.

Когда был шестилетним ребёнком, то часто рассматривал его.

Рузанна Цезариус. Моя мать. На картине она красива, цветёт здоровьем, скромно улыбается и нежно смотрит из-под ресниц…

Но я запомнил её совсем другой — испуганно кричащей, со слезами отчаяния в серых глазах. Запомнил, как она схватилась за горло и упала, а бокал вина выскользнул из её слабых рук и звонко разбился об мрамор пола.

Запомнил, как после она лежала в кровати — смертельно бледная, едва дышащая, с запавшими глазами и сухими как наждачка губами.

Запомнил, как шептались придворные о том, что приближается закат рода Цезариус. Что Королева не выкарабкается, а без истинной Король долго не проживёт. От тоски загнётся. А пятилетний волчонок трон не удержит, слишком доверчив и мал… Зубы не успел отрастить… и, видимо, уже не успеет.

Воспоминания оживали в голове. Я вдруг вспомнил свою няню. В мои пять лет эта женщина была мне самым близким после родителей человеком. Она говорила, что если молиться богам, то Королева выздоровеет… А через пару недель подсыпала яд в мой завтрак. Одновременно несколько верных прежде стражников напали на Короля.

Но мой отец не зря считался самым сильным оборотнем Руанда, он сумел отбиться, предатели заплатили кровью. Я тоже выжил, просто из упрямства. Но матери сил и упрямства не хватило… Она так и не очнулась.

Няня успела сбежать…

Стражники были мертвы до того, как их опросили…

Заказчиков не нашли…

Но следы чёрной магии ясно говорили, в каком направлении искать.

Вся страна встала на уши, солдаты прочёсывали каждый угол, тюрьмы не вмещали подозреваемых. Но в конце концов, расследование доказало, что несчастье случилось из-за банальной ревности.

Первая жена — Кристиния — не простила, что её отослали из дворца и принялась мстить. Воспользовалась остатками связей, нашла недовольных властью, на других надавила через близких, третьих купила или заколдовала.

Пойманные культисты это подтвердили. Сама Кристиния бежала, а чёрную магию объявили вне закона…

После смерти матери с отцом я почти не общался. Он полюбил уединение, а меня особенно избегал, говорил, что я напоминаю ему о той, кого пришлось похоронить.

С каждым днём он терял волю к жизни, постарел за пару месяцев как на десять лет. И вдруг женился… Года не прошло.

Ослеп он — не иначе. Женщину нашёл жадную и пустую, точно фантик из-под конфеты. Зато красивую, сладкоречивую, умеющую притворяться и правильно улыбаться. Её звали — Илона. Мы друг друга молчаливо презирали, но никогда этого не показывали, скрывали за сухой вежливостью. Особенно, после того как родился мой брат.

Однако я знал, если когда-нибудь эта женщина найдёт мою слабость, непременно ею воспользуется. Такой возможности я давать не собирался. Друзей не заводил, спиной не поворачивался, учился, оттачивал физические навыки и приучал организм к ядам. Едва выдавалась возможность, сбежал на войну несмотря на возражения отца. Но даже там держался подальше от эмоциональных привязанностей.

Никому не позволял в сердце запасть. А если случалось, то выкорчёвывал с кровью, чего бы это ни стоило.