Книга Таматарха. Крест и Полумесяц - Роман Злотников

Я неуклюже опрокинулся на камни, и гулям резво прыгнул вперед, стремясь добить. Но тут же ему в грудь с огромной силой вонзился метательный топор, отбросивший врага вниз, на тропу. Сильные руки Добрана в очередной раз обхватили мой корпус, и телохранитель мощным рывком притянул меня к себе. Могучий воин попятился, аккуратно – насколько это возможно – придерживая мое тело. Между тем Дражко встал перед нами, преградив путь очередному гуляму.

– Святой Ола-а-а-ф!!!

Боевой клич бросившихся вниз варягов и посыпавшие с неба крупные белые хлопья, обжигающие холодом кожу лица, – вот и все, что врезалось в память, прежде чем я отключился от острой, пульсирующей боли в ногах.

Глава 2

Январь 1069 г. от Рождества Христова

Грузия, Джавахети

Скит

Что-то белое выше по течению реки неожиданно привлекло внимание Субэдэя. Не сразу его подслеповатые от старости глаза разобрали косые паруса. А когда разобрали, сердце старого полководца забилось сильнее – урусы привели свои корабли, они хотят сорвать переправу! Нойон закричал, призывая лучников приблизиться к берегу. Нужно помешать врагу протаранить всадников на бродах деревянными бортами своих судов. Ведь если до этого дойдет, урусы окажутся неуязвимы для противника, в то время как их копья, дротики и стрелы с легкостью будут поражать монголов.

Вот уже построились на берегу первые сотни лучников, спешат воины завершить переправу, ведомые вперед железной волей нойона. Впрочем, Субэдэй приказал бы им остановиться, если бы урусы приблизились, вот только они отчего-то задержались, встали в нескольких сотнях локтей выше по течению, бросив якоря. Что это – страх, трусость?!

Нойон уже позволил себе презрительно усмехнуться, как вдруг обоняние его уловило резкий, неприятный и в то же время отчасти знакомый запах – он исходил от воды. Опустив взгляд, старый монгол изумленно воззрился на поверхность Итиля, практически целиком окрасившуюся черным. И откуда-то появившаяся темная пелена практически достигла воинов, переправляющихся через реку… А в следующее мгновение огненный цветок вспыхнул перед кораблями урусов – и в считаные секунды поток пламени стремительно покрыл Итиль, поглотив отчаянно закричавших панцирных всадников. Лучники суеверно отпрянули от берега, думая, что враг сумел подчинить духов огня и воды, а Субэдэй, не понаслышке знакомый с зажигательными смесями и их возможностями… Субэдэй испытал вдруг уже основательно подзабытое предчувствие неотвратимой и скорой беды…

Необычайно красочный, насыщенный сон, сильно отличающийся от являвшихся мне ранее полубредовых, бессвязных сновидений, оборвался резко и неожиданно. Я сразу узнал его, с удивлением отметив, что продолжился он ровно с того места, где прервался в прошлый раз, – когда мы с ратниками держали путь по горным перевалам.

Шок от видения был столь сильным, что я не сразу сосредоточил внимание на окружающей обстановке. И только воспоминание о путешествии моего корпуса из Алании в Грузию вернуло мне ясность мыслей. В голове тут же всплыли подробности разгромной битвы с сельджуками, а перед глазами предстала картина последней схватки, в которой я получил ранение, – и словно в ответ заболели и одновременно начали зудеть ноги. Я чуть приподнялся на жестком ложе и тут же, обессилев, откинулся назад – такое чувство, что все мои мышцы разом одряхлели.

Я осмотрелся по сторонам, пытаясь воскресить в памяти, как сюда попал. Но в голове мечутся лишь какие-то бессвязные образы. Крики, даже вопли, значение которых от меня ускользает, белая пелена перед глазами… Холод. Да, было очень холодно.

Как ни странно, при мысли о холоде меня бросило в жар – раненый, беспомощный, вытащенный Добраном из гущи разгорающейся схватки, я вполне мог обморозиться на снегу. А если так, то это прямой путь к отмиранию тканей и гангрене!

Отчаянная своей необратимой обреченностью мысль вроде бы придала мне сил. Я вновь попытался встать, точнее, сесть, точнее, приподняться… И не вышло. Откинувшись на жесткое ложе, поймал себя на мысли, что мне вдруг стало все равно, будет у меня гангрена или нет. Ибо в настоящем состоянии я просто не способен хоть на что-то повлиять!

Я вновь открыл глаза, когда чьи-то сильные, заботливые руки приподняли мою голову и приложили к губам глиняную чашку с горячим бульоном. Я автоматически открыл рот и тут же скривился, попробовав совершенно несоленую, да еще и отдающую какой-то падалью жижу. Но желудок вдруг явственно заурчал, отозвавшись на столь непритязательную пищу, и второй глоток вышел более глубоким, а вкус варева показался мне уже не столь противным.

Обжигаясь, я жадно допил бульон, помогая Добрану кормить меня, придерживая чашку правой рукой. Когда она опустела, я коротко попросил:

– Еще.

Дружинник настороженно посмотрел на меня, но кивнул и отошел к примитивному каменному очагу, в медном котелке над которым томилась массивная кость с мясом. Костерок под ним уже догорал, но пока еще слабый огонь и ярко мерцающие багровым угли давали неплохой и в то же время мягкий свет. Я наконец-то рассмотрел, где нахожусь. Узкая пещера, максимум метра два шириной и едва ли четыре метра глубиной, с грубыми, плохо тесанными каменными сводами. Как кажется, ее вырубали в пористой горной породе, но завершить дело не смогли или не захотели, не знаю. Удобств минимум – два лежака из тугих гибких веток, пуков сена и набросанных поверх них шкур да очаг. Не печь без дымохода, долго хранящая тепло, а именно открытый очаг, тепло которого окончательно выветрится через два-три часа. Дела…

Между тем телохранитель щедро зачерпнул чашкой бульон, фыркнул, обжегши палец кипятком, и вышел из пещеры, откинув полог из козьих шкур. Кажется, снаружи уже стемнело.

Моего лица коснулось дуновение свежего горного воздуха, показавшегося мне по-настоящему живительным, и тут же шкуры на входе вновь распахнулись, откинутые сильной рукой варяга. Добран подошел ко мне и протянул чашку. Аккуратно принимая ее одной рукой, я ожидал почувствовать сильный жар. Однако первое, что ощутил, была еще прохладная влага, бегущая по глиняным стенкам.

Вот оно что! До меня дошло, зачем Добран выходил, – он зачерпнул снега и бросил его в кипящий бульон, чтобы остудить варево до приемлемой температуры. Кроме того, часть его попала на сосуд и тут же растаяла, заодно немного его остудив.

Я благодарно кивнул телохранителю и практически залпом опустошил чашку, чувствуя, как с каждым глотком тело прогревается изнутри, а мышцы наливаются силой. Сумел даже протянуть пустую посудину варягу прежде, чем вновь опустился на ложе.

– Как ноги, воевода?

– Ноги?!

Вопрос Добрана застал меня врасплох, ибо, кажется, за дни и ночи, проведенные в забытье, я настолько привык к боли в ранах, что она стала привычной. Однако, как и в прошлый раз, когда я впервые пришел в себя, стоило мне только о них подумать, как голени тут же заныли и зазудели.

– Болят.

– Сильно?