Книга Нервные государства - Уильям Дэвис

В дальнейшем террористы использовали таким образом и другой гражданский транспорт, в частности грузовики и легковые автомобили. Тактика въезда на машине в толпу впервые была опробована в Израиле, а впоследствии повторена в ряде таких городов, как Лондон, Нью-Йорк, Ницца и Стокгольм. Это негативно влияет на мирную социальную среду по ряду причин. Во-первых, подобная атака почти не требует от злоумышленника подготовки, тем самым снижая планку для в ином случае безвредного человека. Некоторые акты подобного рода были сразу названы «терроризмом», но оказались действиями психически неуравновешенных индивидов или простыми автоавариями. Во-вторых, такие события провоцируют подсознательное ощущение, что опасность может явиться откуда угодно, привнося риск в обыденные действия, такие как поход по магазинам или прогулка по городу. Более того, даже самое невинное поведение способно спровоцировать паранойю, если воспринимать его соответствующим образом.

Главным эффектом подобных событий является напоминание гражданам об их уязвимости вне зависимости от того, насколько богато или сильно их правительство. Там, где у террористов не хватает обычного оружия или политического влияния, спецслужбам, как ни парадоксально, сложнее с ними справиться. Конечно, несравнимо более разрушительные теракты все еще совершаются в бедных странах с использованием более традиционных средств вроде бомб и взрывчатки. Но эффект от атак в Европе был в первую очередь психологическим, так как привел к подрыву авторитета власти как гаранта безопасности. Когда при насилии отказываются от обычного оружия и используют вместо него другие средства, возможности служб безопасности значительно уменьшаются. Порочный круг страха упрочивается, а чувствительность к опасности растет.

Тенденция к использованию повседневных вещей в качестве оружия стала расхожей частью политического лексикона. Обитателей Кремля обвинили в попытках направить социальные сети на нарушение процедуры выборов и создание сумятицы в СМИ. Как и автомобили с самолетами, Facebook и Twitter могут применяться в качестве инструментов для диверсии или даже насилия, так как дают возможность распространять волнение и страх. Интернет-тролли отыскивают в сети мирные площадки и дискуссии, где изобретают инновационные способы сеять хаос просто потому, что могут. Ключ к использованию обычно безобидного инструмента во вред состоит лишь в том, чтобы рассматривать его с иной стороны, не в обычных целях, а в полном спектре возможных эффектов. В той же степени, при должном подходе, любые мирные занятия можно рассматривать как возможность посеять хаос и насилие, особенно при столпотворении. Службы безопасности просто неспособны предвидеть все возможные варианты того, что в первую очередь опирается на бесконечную изобретательность человеческого воображения.

Медиатехнологии играют здесь важную роль. Атаки 11 сентября 2001 года планировались с расчетом на телеэфир, с учетом которого между двумя ударами по Всемирному торговому центру была сделана пауза в 15 минут. Смартфоны и соцсети существенно расширяют набор действий, которые можно запечатлеть и показать на весь мир. Это позволяет совершать мелкие теракты и диверсии где угодно и рассчитывать осветить их как крупное событие. Когда есть возможность сделать очевидцем весь мир, бесчинства исподтишка становятся еще привлекательнее. Похожая проблема проявляется и в общественных дискуссиях, когда кто-то вмешивается, просто чтобы оттянуть внимание, без оглядки на сопутствующий ущерб. С другой стороны, обвинение выступающего в стремлении использовать какую-то проблему в своих целях предполагает его действия из нечистых побуждений (иными словами, вранья), что типично для политических дискуссий в сети.

Использование повседневных вещей в роли оружия размывает грань между войной и миром, привнося страх в политическую жизнь. Оно создает неоднозначность в понимании источников и природы насилия, отделяя их от признанных групп и явлений. Ханна Арендт вывела полезное отличие между понятиями «власти» и «насилия», которое проливает свет на причины нарастающего отдаления между вооружением и организацией. Власть, утверждала она, подразумевает способность к организации больших групп людей с привлечением правил, инфраструктуры и лидерства. Она обладает конструктивностью. Включает в себя бюрократические институты, планирование, соглашения и законодательство. Все это требует затрат на содержание. Власть не всегда ведет к желаемой цели, но не обходится без аккуратного собрания политических ассоциаций и иерархий, а в первую очередь самого по себе государства. Власть может опираться на военную силу, если речь идет об оккупации какой-то территории, а также в миротворческих целях. В своих действиях власть предсказуема и очевидна, что создает общее впечатление реальности и нормальности происходящего.

Насилие, в свою очередь, есть не более чем инструмент: оно подразумевает применение оружия, чтобы заставить кого-то действовать против воли. Оно ничего не строит, а лишь пользуется сиюминутной возможностью. Бомбардировки с воздуха являются примером чистого насилия, стремящегося уничтожить, не помышляя завладеть. «Насилие всегда способно разрушить власть, – писала Арендт, – из дула винтовки рождается самый действенный приказ, приводящий к самому немедленному и полному повиновению. Но власть родиться оттуда не может никогда». Это важное замечание для нашей задачи понять современные политические проблемы. Во множестве отношений мы гораздо лучше научились нейтрализовать возможности для насилия (с обычным оружием и без), нежели насаждать власть. Хотя они не всегда используются, тем не менее они есть и определяют политический настрой.

Арендт утверждала, что на практике власть и насилие почти всегда идут рука об руку. Правительства стараются легитимизироваться посредством законов, процедур и выборов («власть»), но вместе с тем пользуются тюрьмами и спецслужбами («насилие»). Террористы добиваются известности через насилие, но обычно тоже имеют стратегию, лидеров и спонсоров для достижения своих политических целей. Но факт превращения вещей в оружие указывает, что насилие стало проявляться независимо от власти. Такие средства, как автомобили и соцсети, используются во вред, просто потому что это возможно. Кибератаки и взлом порой случаются исподтишка, но, как и направление автотранспорта в толпу, призваны указать на слабость цели. По мере того, как люди все больше ощущают бессилие – в особенности если это еще и кажется по какой-то причине унизительным, – тенденция использования вещей мирного назначения в качестве оружия лишь возрастает. Распространение хаоса есть альтернатива контролю над порядком.

Эффект от подобной тактики в первую очередь психологический, но это не повод не считать такие случаи проявлением насилия. Урон наносится ощущениям безопасности и доверия, которые позволяют разношерстному социуму существовать, и на чье место приходит нервозность. Власть гражданских и демократических институтов распадается, не оставляя себе замены. Акты насилия не всегда являются причиной снижения доверия к правительству, но они – часто нарочно – поддерживают и ускоряют его.

Вопрос в том, как мы поступаем с ощущением физической уязвимости? Какую динамику толпы оно производит? Лебон полагал, что массы быстро переходят к насилию, особенно если их ведет за собой безрассудный и харизматичный лидер. Он опасался, что в толпе личное ощущение слабости способно внезапно обернуться «чувством неодолимой силы, что позволяет поддаться инстинкту, который в одиночестве был бы подавлен»[18]. Коллективное ощущение положения жертвы может нарастать вплоть до появления агрессии. Политические шествия могут создать настрой воинственного или мятежного формирования, чтобы показать потенциал собранной физической силы. Ультраправые группировки Польши и Венгрии использовали массовые шествия как тонкий намек на вероятность насилия, несмотря на то, что поддержка авторитаризма в этих странах не выше среднего и ниже, чем в Великобритании[19]. Гибель Хетер Хайер в Шарлотсвилле, штат Вирджиния, в августе 2017 года из-за столкновения с быстро ехавшим автомобилем прямо во время протеста против шествия сторонников превосходства белых, явилась шокирующей демонстрацией насилия, которое может быть нарочно вызвано в местах большого скопления людей.