Книга Хозяин жизни - Надежда Мельникова

— Машка, он препод по истории, — приподнимает она бровь, смерив меня удивленным взглядом.

— У него есть довольно популярный блог, ему часто донатят. Двести двадцать тысяч подписчиков, между прочим. Вот сколько у тебя в инстаграм подписчиков?

— Пять, — смеется Катька, - зато они все очень преданные и всегда ставят сердечки, — поворачивается она ко мне. — Конечно, он тебя любит, — бросает она в сумочку помаду и, приобняв, выводит меня под руку из туалета, — иначе и быть не может. Какая разница откуда взялись деньги? Да, он немного бесит своими историческими минутками, но парень-то он хороший.

— Да, очень хороший, — выдыхаю, улыбаясь.

— А секс в жизни не главное.

— Прекрати, Катька, у нас есть секс.

— Ладно-ладно молчу, — целует она меня в щеку. — А Дусманис — мудак, только мудак мог сказать такое девушке.

— Точно, — поддакиваю подруге.

Мы выходим в коридор, где на нас надвигается лавина разодетых гостей.

— Праздник продолжается в отеле, дамочки!

Голоса перемешиваются, все болтают, смеются и что-то выкрикивают одновременно, превращаясь в гудящую массу людей.

Мама идет рядом с моим мужем, он ей что-то бурно рассказывает.

— Ох, уж эти сталинские репрессии — сколько лет прошло, а тема до сих пор муссируется — зачастую, не в научных, а в политических целях, — размахивает руками Артур. — Я сейчас готовлю большой документальный фильм по данной теме, но решил выйти на улицы и опросить народ, так вот…

— Боже мой, Артурчик, у тебя же свадьба, — перебивает его Катька, отклеивая моего супруга от моей матери.

Смеюсь, замечая, что последняя смотрит на подружку с благодарностью.

— Так вот, я вышел опросить народ о том, что они знают о репрессиях 30-40-х годов, понимают ли причины, суть и масштабы этих событий, как относятся к «большому террору» и считают ли, что был «геноцид русского народа» при советах. Уже чуете годноту? — успевает он кинуть в мамину удаляющуюся спину.

— Да, Артурчик, мы все понимаем и чуем, пойдем. Всем это очень интересно, — берет она его под руку.

А я, черкнув взглядом по толпе гостей, выходящих из зала, совершенно случайно натыкаюсь на «любимого» свекра.

Темные глаза смотрят на меня с прищуром, я как будто снова слышу его обидные слова и резко отворачиваюсь. Во спасение просовываю руку под локоть Артура, с другой от Кати стороны.

Все гости, присутсвующие на свадьбе, обгоняют нас. Мы втроём остаемся позади, так как Катька, замешкавшись, зачем-то возвращается в зал. Я подбираю подол, Артур притормаживает. Мы ее ждем. Она ускоряется и, не вписавшись в проем, ударяет ногу о косяк двери. Тут же начинает стонать, допрыгивает до ближайшего стула и разувается. Кожа на туфлях совсем мягкая. Можно сказать, что Катя ударила босую ногу.

— Эй, ты в порядке? — Артур первым спешит на помощь.

Я, снова подобрав юбку, бегу к ним. Муж присаживается на корточки и берет ее ногу в ладони, разглядывает, сгибает лодыжку, шевелит пальцами. Крайний на глазах увеличивается в размерах и становится фиолетовым.

— Где этот Петька, когда он так нужен? — кривится от боли подруга.

Я, побегав по зданию, выхожу на улицу. Но парня подруги нигде нет. Когда я возвращаюсь, Артур стоит на коленях и разрывает зубами пластырь.

— Похоже, она мизинец сломала, — отвечает он, не поворачиваясь, услышав мои шаги.

— О боже, — закрывает Катька лицо руками, — мне надо в травмпункт, на снимок.

— Какой ужас.

— Тише, барышни, не сотрясайте воздух. Кость не торчит, палец не выгнулся в обратную сторону, — раздался тугой звук рвущегося пластыря, — значит, лечение будет таким, — примотал мой муж поврежденный мизинец к соседнему пальцу.

— И все? — шокировано таращит глаза Катька.

— А то, — подмигивает Артур, — а знаете ли вы, дамочки, что в девятнадцатом веке немец Бойерсдорф нанес на кусочек льняной тряпочки природный каучук, сосновую смолу и окись цинка, для лучшего заживления царапин. И так был изобретен лейкопластырь.

— Пойдем, — смеюсь я, поднимая мужа с колен, — ходячая ты моя энциклопедия.

— Здравствуйте, а я? — верещит Катька. — Я не могу идти. Петька!!!— кричит подруга. — Отклею пластырь, найду другого! — злится, сползая со стула и устанавливая ногу на пятку.

— Я помогу, — подхватывает ее на руки Артур и идет к выходу.

— Ой, мне так неудобно, не надо было, — лопочет Катька.

И мы втроем выходим на крыльцо, где гости рассаживаются по машинам и микроавтобусам. Вернее, мы с Артуром выходим, а Катька выезжает на его руках. Она что-то говорит, а я растворяюсь в звуках ночи. Разного цвета, украшенные цветами и лентами, автомобили стоят в ряд. И только одна, в конце очереди машин, черная как смоль «ауди» последней модели, выделяется блеском бампера и изящностью тонких линий. Присев на капот, на ней курит отец моего мужа. Резко отворачиваюсь. Потому что не могу выдерживать этот его темный, дьявольский взгляд. Автоматически прижимаюсь к мужу ближе, чтобы уберечь себя от этого бесовского наваждения.

Глава 10

Мы стоим на крыльце ресторана, на улице прохладно. Потираю озябшие плечи, где-то должна была быть накидка, но я ее, похоже, благополучно потеряла.

Я поражаюсь Артуру, который все еще тащит Катьку на руках. Он молодец. Быстро обвожу взглядом темноту улицы, замечая, что отец мужа встает с капота своей крутой тачки и идет прямо к нам. Не могу на это спокойно реагировать, мне опять неудобно, но к обуявшей мое тело растерянности добавляется злость на его слова. В данный момент я злая ведьма, а не Белоснежка в свадебном платье. Но это внутри, наяву я просто стою, как вкопанная, и ничего не делаю. Надо было выпить побольше шампанского, потому что на общем фоне катастрофы, что случилась в моей личной жизни, мое пьянство — такая малость. Изо всех сил стараюсь не смотреть на приближающуюся крупную мужскую фигуру. Взгляд мечется куда угодно: на землю, на подол платья, на ступени, но только не на Дусманиса.

Машины одна за другой отъезжают от здания ресторана, а я в упор не вижу нашей, украшенной широкими белыми лентами и пушистыми цветами того же оттенка.

— Артур, а где наша машина? — тихо, почти осторожно, спрашиваю у мужа.

Чувствую, что Дусманис где-то рядом, потому что меня окутывает насыщенный аромат его мужской туалетной воды вперемешку с запахом дорогого табака, и я не могу дышать. Терпкое амбре заставляет капитулировать и сжаться в маленький комочек. Я стараюсь не вбирать его носом, но оно будто издевается надо мной и проникает все глубже. Смотрю резко в бок, туда, где растёт молодой каштан, обвешанный гирляндами. Все, лишь бы не смотреть на него. Приказываю себе не вестись, не растекаться перед «хозяином жизни» лужицей, но он странным образом действует на меня, притягивает, словно медом намазанный.