Книга Священная ложь - Стефани Оукс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне пора, – тихонько обронила я. – Меня будут ругать, если хватятся.
– Ладно, – сказал Джуд. – Может… может, еще увидимся?
Ухо обдало сквозняком – словно холодным дыханием Пророка.
Мне нельзя было разговаривать с людьми вроде Джуда. Он язычник, чужак, а значит, нечестивец и желает нам смерти.
И что хуже всего, он райманит. Пророк не раз предостерегал насчет людей, давно отринувших Бога и погрязших в пучине зла.
Вот только с этой минуты для меня все изменилось. Джуд вовсе не казался мне чудовищем.
Я разжала до боли сведенный кулак и махнула рукой.
– Да. Увидимся.
– Опять воспоминания замучили? – спрашивает Энджел.
Я поворачиваюсь к ней.
– Ты о чем?
– Тебе никто о них не говорил, да? Что будут воспоминания. Что будешь смотреть в потолок, увидишь какое-нибудь пятнышко и мыслями вернешься в родной дом. Услышишь звуки, почуешь запахи… И все из-за случайной мелочи. Забав- но, да?
Она лежит на койке, прижимаясь затылком к стене и скрестив ноги, так что я вижу грязные подошвы ее носков.
– Вся хитрость в том, чтобы выбрать, – добавляет Энджел. – Постарайся вспоминать только хорошие моменты, потому что всякие гадости сами хлынут в голову, причем в самую неподходящую минуту.
Я киваю. Почти каждое утро я невольно вскакиваю, чтобы отправиться в дом на дереве – там меня ждет Джуд. Энджел наблюдает за мной поверх книги и, судя по глазам, читает все мысли, что проносятся в голове: дом сожжен, лиственница срублена, а Джуда я больше никогда не увижу.
* * *
Джуд часто говорил, что отец может процитировать на память любую строчку из Библии. Со временем это начало его бесить, но в момент нашей встречи он говорил об отце с гордостью. Должно быть, считал его святым – как и я своих родителей.
После той случайной встречи я каждый день ходила его искать, но днем лес выглядел иначе, тени падали по-другому, а деревья словно уменьшились в размерах. Удача улыбнулась лишь неделю спустя, когда я уже несколько часов бестолково бродила в зарослях, гадая, не привиделась ли мне хижина в ночи и странный мальчишка. Я прислонилась к стволу, переводя дух. Лес гудел от насекомых, а птицы испускали мощные трели, словно празднуя нечто великое, не просто радуясь очередной съеденной букашке. Я закрыла глаза и прислушалась.
Музыка. Богом клянусь – до меня донеслась музыка! Впервые за долгие годы. Она у нас была под запретом. Вытягивая шею, я зашагала на звук и вышла к мшистой старой лиственнице. Там, высоко на ветке, свесив одну босую ногу, с гитарой в руках сутулился Джуд.
У концерта не было слушателей – лишь он сам да птицы с деревьями и прочие обитатели леса.
И теперь мне горше вдвойне – потому что все, что там было, осыпалось пеплом и больше никто не сыграет лесу мелодию. Вот в чем настоящая трагедия.
– Привет! – крикнул Джуд.
Я открыла глаза.
– Привет.
Держа гитару за гриф, он спрыгнул с дерева. Я заметила, какие мозолистые у него пальцы – наверное, от частого перебирания струн. С тех пор я часто за ними наблюдала – как он трет глаза или приглаживает отросшие волосы. Отчего-то его пальцы вдруг стали очень важны. Если он умеет вытворять ими такое – то, может, способен и на что-то большее? Какие еще таланты он в себе таит?
– Ты умеешь сочинять музыку? – спросила я.
Джуд кивнул.
– А кто тебя научил?
– Мама, – коротко ответил тот.
– А твоя мама… Она у тебя одна?
– Что значит одна? Конечно. А у тебя что, больше?
– У меня четыре.
Джуд скривился.
– Куда так много?
– Кто сказал, что много?
– Никто. Это факт, все знают.
– Если потеряешь одну, остальные три ее заменят.
– Мою маму никто заменить не сможет, – очень серьезно сказал Джуд.
Мне стало не по себе, будто я нечаянно шагнула на край пропасти.
– Ты здесь живешь один?
– Только я и папа.
– Ни братьев, ни сестер?
– Никого. А у тебя, наверное, их навалом?
Я кивнула.
– Значит, скучно не бывает, – добавил Джуд.
Я покачала головой.
– Они почти все маленькие. А взрослые у нас давно все вышли замуж. Знаешь, ты… ты, наверное, первый мой ровесник, которого я встретила.
Джуд задумчиво почесал подбородок о гитару. Видимо, ему тоже не доводилось общаться с девочками моих лет.
– Почему ты живешь в лесу? – спросила я.
– Я здесь родился. Мама с папой пришли сюда задолго до моего рождения. Папа рассказывал о людях, которые живут там, в городе, о том, как у них все пропитано дымом и химикатами. Человек не должен жить в подобной грязи. А здесь, – он обвел рукой цветущий лес вокруг нас, – все именно так, как задумал Господь.
– Пророк тоже так говорит.
– Думаешь, это правда?
– Конечно! – Я пожала плечами. – Так и должно быть. Пророк говорит, что Господь живет в звездах, а в городе их совсем не видно. А еще если хорошенько приглядеться, то ночью в лесу можно заметить ангелов. В городе их не бывает.
– Ты их видела – ангелов?
– Конечно, видела!
Не знаю, почему я соврала. Каждую ночь я всматривалась в темный полог деревьев, даже в те секунды, когда шагала из дома в Зал Пророчеств, но ни разу не заметила ни малейшего всполоха крыльев, ни проблеска сияющей кожи. Ни разу.
Среди деревьев царила тьма.
– Констанс, Джеридайа, Риджент, Пейшенс, Хершиль, Эймос, Лиа, Элиезер, Пруденс, Тобин, Сайленс, Эфраим, Соломон, Халла, Евстафий, Гидеон, Марта, Либерти.
– Ты кого-то пропустила.
– Что?
– Всего восемнадцать назвала, – поясняет Энджел. – А говорила, у тебя девятнадцать братьев и сестер.
– Ой!
Я прижимаюсь затылком к бетонной стене и начинаю мысленно перебирать свою родню, сортируя по матерям. Донна Джо с короткими руками и толстыми пальцами. Вивьен, от которой дети унаследовали темные глаза и волосы. Мейбл – той было всего семнадцать, когда ее выдали за отца. И моя мать. Вообще мы не должны были знать, от кого родились, но ее отпрыски выделялись в толпе светлыми кудряшками и васильковыми глазами. Я единственная, кто уродился не в нее.
– Вирчи, – говорю наконец. – Забыла Вирчи. У нее очень странные глаза, никогда таких не видела. Светло-голубые, почти белые. Когда она родилась, все решили, что она мертвая. У нас такое часто бывало. И лишь потом, через пару минут, она задышала. Но даже не заплакала и вообще не издала ни звука. Только глаза открыла и уставилась прямо перед собой.