Книга Взаперти - Николай Свечин

Между тем дела с Алексея Николаевича никто не снимал. Через шесть дней после схватки в Ропшинской лавре он приехал на Шпалерную[20]. Нужно было заканчивать акт дознания по банде Мохова. В Таможенном комитете переполох: кто-то из начальства Финляндской железной дороги вступил в сговор с преступниками. Чины комитета требовали выяснить фамилии предателей.

Алексей Николаевич вызвал в допросную Вовку Держивморду, разложил на столе бумаги, но выпытывать имена не спешил. Сначала он молча разглядывал арестанта. Вот сидит человек, который убил Петра Фороскова. Не сам убил, но участвовал. Пулю в голову другу сыщика всадил Князь, он же Згонников. И за это потом вылетел в окно. А Мохов скрылся от следствия, наказания не получил и по-прежнему совершал преступления. Из проданного им оружия уже застрелили трех человек и трех ранили, включая женщину. Сейчас Алексею Николаевичу придется долго разгребать эти авгиевы конюшни. Запугивать, делать очные ставки, узнавать продавцов и покупателей, собирать улики. Он делал это много лет и хорошо знал свое ремесло. Ребята попались с поличным. Но, прежде чем начать допрос, Лыкову хотелось поговорить.

– Как ты меня узнал?

– Ну, ваше высокоблагородие…

– Высокородие.

– Виноват, высокородие, я вас на всю жизню запомнил, когда вы нас драли в клочья. Семеро было, и двое дух испустили, схватившись с таким богатырем. Поневоле останется в памяти.

Атаман уже понял, что беседа будет без мордобоя, и ухмыльнулся.

– Опять же, Князь про вас интересное рассказывал. Что вы много лет нашего брата ловите и в какую тюрьму ни приди, везде отыщутся ваши крестники. Да я сам про Лыкова слыхал и в Бутырке, и в Лукьяновской тюрьме!

– Ты сидел в Киеве? В твоем деле про это ни слова.

Мохов довольно хохотнул:

– Не в первый раз замужем, понятие имеем. Мало ли у бывалого человека паспортов?

– Ладно, шут с ним, с Киевом, он далеко. Скажи мне, Вовка, кто еще цел из шайки Князя? Вас пятеро тогда скрылось, я никого не нашел.

Арестант охотно ответил:

– Сашка Фарафонов в Кутомарской каторге сгинул. Масалки[21] поленом по лбу ударили спящего. Он со стодесятниками[22] сцепился, их много в каторгу пригнали. Делили власть с «иванами», его и пришибли.

– А другие?

– Другие живы-здоровы, но об них, ваше высокородие, не спрашивайте. Я обычаи знаю, слова не скажу.

– Гляди, я тебе лишь одно ребро сломал, могу и до остальных добраться, – пригрозил статский советник.

Но бандит опять ухмыльнулся:

– Мы в Петербурге, здесь прокурорский надзор настоящий. Даже вам, господин Лыков, с рук не сойдет. Пугайте дураков.

Вовка был прав. В столицах – Петербурге и Варшаве – бить арестованных действительно не позволялось. В Москве с приходом в МСП Кошко[23] тоже мордовать перестали, хотя раньше лупили в хвост и в гриву.

Лыкову пришлось менять тактику. Он начал стращать арестованного тем, что имел в колоде. Сопротивление полиции, соучастие в трех убийствах через продажу оружия, нанесение ущерба казне, проживание в столице вопреки запрещению… Бандит только смеялся. Больше исправительных арестантских отделений за это не дадут. А для настоящего фартового отделения навроде санатории. Их пугает лишь каторга. Тюрьма или арестантские роты считаются легким наказанием[24].

Расстались сыщик и бандит без злобы. Лыков уже давно смирился с потерей друга. Тем более Форосков предал его, заманил в засаду, не выдержав побоев. Чего уж теперь ворошить прошлое…

До вечера Алексей Николаевич писал черновик акта дознания. Следовало допросить остальных членов шайки, найти среди них самого слабого и начать его колоть. Жалко, что бить нельзя. Это быстро развязывает языки. Придется попотеть. А если подкинуть в конфискованные вещи тот пистолет системы «Астра», из которого убили немецкого коммивояжера? Пушку тоже стянули с таможни, ее номер записан в накладной. Немца застрелили в Озерковой слободе, на берегу бассейна Обводного канала. Пистолет обнаружили неподалеку, под забором Глухоозерской фермы. Уже ясно, что оружие то самое: поля нарезов на пуле соответствуют нарезам в стволе. И хотя баллистическая экспертиза еще не признана официально, ребята Мохова этого не знают. Они струхнут и что-то да расскажут. Незаконно, да, но в первый раз, что ли?

Лыков решил завтра обсудить эту идею с начальником столичной сыскной. Филиппов считался строгим законником. Но три убийства… Те, кто продал гайменникам оружие, – фактические соучастники. Стоит ли их жалеть? Убрать из города, чем дальше, тем лучше. И срок дать максимальный.

Дома за ужином сыщик был рассеян, но вовремя спохватился и предложил жене сходить в гимнастический зал полицейского резерва. Супруги лишь год прожили на Московском проспекте. Пискаревка со своей неустроенностью раздражала их обоих, и они переехали в новый доходный дом в начале Каменноостровского проспекта. Дом был дорогой и модный, строил его сам Лидваль. Лыков оказался соседом Витте, поселившегося рядом в собственном особняке. Сыщик и бывший премьер-министр вежливо раскланивались по утрам и вели разговоры на политические темы. Соседкой с другой стороны была Матильда Кшесинская. Ну и ходить с супругой по развлечениям стало значительно проще.

В гимнастическом зале резерва проходили городские соревнования любительских команд по партерной гимнастике. Модный спорт! Участники выстраивали живые пирамиды в три и даже в четыре этажа. «Майские жуки»[25] под руководством знаменитого Крестьянсона побеждали два года подряд. Но в этом году серьезную конкуренцию им неожиданно составили пажи. В Пажеском корпусе появился среди преподавателей хороший специалист и здорово продвинул развитие спорта. Еще одним сильным соперником стала команда Петербургского общества народной трезвости при Народном доме имени императора Николая Второго. Финал обещал быть интересным.

Ольга Дмитриевна тут же согласилась. Давно они с мужем никуда не выходили. Тот любил всякие варварские развлечения вроде бокса и французской борьбы, Оконишникова же предпочитала театр. А тут хоть красиво.