Книга Черный чемоданчик Егора Лисицы - Лиза Лосева

Сейчас, когда я шел к Захидовым, мало что напоминало мне о том времени. Цветочный магазин был закрыт. Трамвай ходил редко. А моего знакомого господина с бульдогом я не встретил. Не изменился только дом. Он всегда мне нравился. Четырехэтажный сосед особняков, выстроенных, как у нас любили, по образцу итальянских вилл, но с русским размахом, он смотрел на улицу с ее машинами, лошадьми, пешеходами, тележками татар со свежим тонким хлебом, всей уличной суетой, – светлым серым фасадом в стиле модерн, современный и сдержанный. Над входом в подъезд разбегались из круглого окошка широкие каменные лучи. В широком холле – клетка метлахской плитки завода Ланге и медная капсула лифта. Лифт, хоть и с зеркальной панелью внутри, но без фикуса и лифтера, приводится в движение оператором из машинного отделения (механизм работы немецкой фирмы).

У Захидовых уже были гости – еще в прихожей я услышал обрывки негромкого общего разговора. Гости и разговоры были все знакомые. Обычно собравшиеся делали свои предположения о том, сколько еще продержится переворот. Потом переходили к местным новостям, мешая в разговоре концерты, осторожные сплетни, возмущение забастовками официантов. Но не ценами в ресторанах.

Одного адвоката я часто видел на заседаниях в суде. Другой – врач, который лечил Юлию Николаевну от приступов хандры и чью манеру щедро выписывать ей самые сильные средства я решительно не принимал, – дружески мне кивнул. Был и редактор газеты «Приазовский край» с женой, и с удивлением я увидел инженера – штабс-капитана Чекилева, раньше я его здесь не встречал.

У стола с пепельницей (Юлия разрешала гостям в гостиной курить) сидел очень интересный мне, но слишком увлеченный профессор истории. В наш город он попал вместе с эвакуированным Варшавским университетом. Когда германские войска подошли к Варшаве, несколько факультетов с лабораторией и клиникой снялись с места и переехали к нам. Сначала думали, что временно, но потом стало ясно, что надолго. Медицинскому факультету, чьим студентом я был, отдали отличные помещения главной городской больницы, остальных разместили как сумели. Профессор тут же занялся раскопкой скифских курганов в степи и не бросал своей работы даже под пулями.

С рассеянным видом бродил известный в гостиных поэт, сам себя называющий мистическим анархистом. От него надо было держаться подальше, иначе не миновать приглашения «прогуляться над безднами», то есть выслушать новые стихи. Но я искал здесь другого важного для меня гостя, с ним я хотел еще раз поговорить о возможности моего участия в полицейском исследовании тела. Однако его не было. А вот хозяин дома заметен в комнате сразу – он со студенческих времен был центром любого разговора. Полный, бледный, с видным носом, в ярком жилете с масонскими брелоками, Захидов неуловимо был похож на крупную экзотическую птицу.

Сегодня главной темой разговоров были неутешительные для коммерсантов новости о работе порта. Он в последнее время все больше стоял, чем работал, и корабли с железом и пшеницей тщетно ждали в Генуе и Марселе. А деликатный груз – лимоны, маслины, табак – и вовсе пропадал, разгружать было некому. Угощали санторетом, о котором Захидов хвастался, что взял на аукционе последний ящик. Его темные, как шелковица (здесь говорят: тютина), немного навыкате глаза влажно блестели, когда он говорил о том, как удачно удалось сбить цену.

Интересной мне показалась новая пара. Румяная дама была с большим эмалевым портретом царицы на груди в виде броши. Такое украшение выглядело странным. Видимо, они были прямо с дороги – пыльный край юбки, растрепанные волосы. Когда я подошел к Юлии Николаевне, чтобы поздороваться, она заметила мой взгляд.

– Интересные персонажи? Это хлыстовцы, из самых истовых. В городе на несколько дней, будут пробираться дальше на юг.

– Зачем?

– Не знаю, не говорят, и не спросишь. Рассказывали только, какой тяжелой была дорога. Услышали, что будут их громить на даче. Были даже несколько солдат, но потом ушли. Тогда они поскорее собрались и поехали. Натолкнулись на погромщиков, их остановили, один схватился за уздечку, но повезло, и лошадь кинулась от него так сильно, что сбросила. Потом добирались по железной дороге, под Гниловской в вагон зашли солдаты, спрашивали документы. Буквально чудом их пропустили. О чудесах они вообще много говорят, беседовать с ними интересно. Смерть Распутина тяжело пережили, у нее, – Юлия Николаевна показала глазами на румяную с портретом, – говорят, было даже нечто вроде приступа. Экзальтированная дама!

Как всегда, когда я смотрел на Юлию Николаевну, слушал ее голос, я волновался и никак не мог увидеть ее всю. Я даже не мог сказать, красива она или нет (все говорили – да). Это было глупо, и, конечно, всеми силами я это скрывал. Вот и сейчас я видел только блеск ее гладких черных волос и светлый, свежий наряд с вышитыми на ткани птицами. Может, это ласточки? Очень похожи.

– Вот как всегда, Егор Андреевич, когда вы так серьезно смотрите, я не решаюсь сплетничать. Правильно говорит о вас моя подруга, вы ее и не помните, не смотрели в ее сторону и не слушали – очень невежливо. Так вот она говорит, что у вас такой же иронический взгляд, как у драматурга Антона Чехова. Вы и похожи с ним немного. Длинные волосы в подражание ему, наверное, носите? Ведь он, можно сказать, наш земляк, знаете? И, между прочим, врач, как и вы.

Пришлось признать, что сказать мне о сходстве нечего. Популярной литературой и театром я интересовался меньше, чем положено образованному человеку. Не находилось времени. Тактичная Юлия Николаевна увела разговор в сторону.

– Как вам мое платье? Я решила, когда же надеть если не сейчас! Может, не выпадет случай. Все так меняется. Вы знаете, что nn уехали? Правда, квартира так и осталась за ними. Муж сказал, что они решили переждать подальше, где спокойнее. Кажется, в Грецию, к родным.

Nn были соседями Захидовых. Большая семья, где всем управляла очень крупная, всегда в черном, с руками в тяжелых кольцах старая мать промышленника. Они держали кричащих птиц в клетках и маленькую обезьянку, которая как-то укусила Юлию Николаевну за беззаботно протянутый палец. Его, маленький и белый, как у игрушечной девочки, я обрабатывал йодом и долго осторожно перевязывал, пока она смеялась и грозила обезьяне крепкой клеткой.

– Теперь все время разговоры и о нашем отъезде, – продолжала Юлия Николаевна, легко вздыхая. – Видимо, это необходимо. Муж вернулся из Одессы с плохими новостями – там удалось связаться с партнерами по индоевропейскому телеграфу.

Бросив медицину, Захидов свой настоящий талант нашел в семейном деле, занимался торговлей чаем и кофе. Их торговая марка была довольно известной и уважаемой.

– Хорошо, что вернулся благополучно. Французские войска оставили город. Паром в Константинополь отменил все рейсы. Может, на ближайшее время, а может, и дольше, – продолжала она, рассеянно осматривая гостиную. – Вчера ходил в консульства. Закрыты. Надо уезжать, но куда?

Юлия Николаевна еще говорила о том, как не любит железнодорожные путешествия, несмотря на то что совершать их приходилось, ведь зимы они большей частью проводили на побережье. И даже предприняли год назад сложный вояж в Гагру, чтобы посмотреть, какое чудо сделал принц Ольденбургский на месте болот, полных малярии, как растут в новом парке на берегу моря платаны и лимонные деревья.