Книга Кудеяр. Аленький цветочек - Феликс Разумовский

Учили его по разным специальным методикам, с пресловутымдвадцать пятым кадром и без. Родной речи такого внимания не досталось.Убедились, что парень грамотный, и отстали, в филологические тонкости невдаваясь. Вот и вышло, что только теперь, женившись, понял Иван этимологиюслова «холостой» и уразумел, отчего небоеспособные патроны тоже так называются.И с какой стати большущая неприятность, которая едва не случилась в плену с егодругом-соратником Борькой Капустиным, именуется холощением. Недостача, вот вчём дело. Неполнота…

Смех и грех – лишь теперь, на пятом десятке, Иван мог некривя душой сказать о себе, что у него вправду есть всё. И чёрт с ними там, созваниями, квартирами, «мерседесами» и загородными особняками, к полноте жизниони никакого отношения не имеют. Просто взял и прибавился в его личном миревсего один человек, и мир обрёл завершённость. Отними теперь этого человека, ине останется у подполковника Скудина ничего. Совсем ничего.

Ребята слегка посмеивались над Иваном, когда он заделалсяпримерным семьянином и, по их мнению, даже слегка подкаблучником. Услышав это осебе в самый первый раз, Кудеяр возмутился. Но после, остыв, понял, что так онона самом деле и есть, и более того – ему нравится. И никаких перемен, никакоговозвращения в якобы вольный, но незавершённый холостой мир он вовсе не хочет.

Отжав над раковиной губку, Иван вновь намылил её и принялсяоттирать с клеёнки застарелое, невыясненного происхождения пятно, одновременнослушая, как Марина в прихожей разговаривает по телефону с отцом.

– Ну и что? – спросил он, когда она повесилатрубку и вернулась на кухню. – Грозен?

Про себя он считал, что проблему отцов и детей выдумалиидиоты. На самом деле нет никакой проблемы. Есть лишь обычноенеумение-нежелание поставить себя на место другого. Вообразить себя молодымили, наоборот, старым. Посмотреть на вещи чужими глазами. И, может быть,уступить…

– Вначале рычал, аки скимен. – Маша кривоулыбнулась, пряча за шуткой неловкость, с недавних пор возникшую в еёотношениях с отцом. – Потом сменил гнев на милость. В общем… ждёт сегодняк обеду.

– Ясно… – Скудин в который раз сунул губку подкран. Подозрительное пятно нипочём не желало оттираться. – В котором часу?

Вообще-то на сегодня у них с Машей была запланированазагородная поездка с купанием, но Иван не стал о ней упоминать. Сам он вырос сродителями и бабушкой и полагал, что не следовало ставить молодую жену передвыбором «либо он, либо я». Отец есть отец.

Мойка у него на кухне была самая современная, из нержавейки.Прежняя, сугубо отечественная, доставшаяся ему вместе с квартирой, быластрашней атомной войны, и он её тут же сменил. Новая страдала хроническойнепроходимостью, через два дня на третий вызывавшей фундаментальный засор. Иванполагал, что мойка была изначально снабжена неподходящим сифоном, но, какводится, проверить и исправить это руки не дошли и поныне. Вот и теперьмутно-мыльная вода лениво кружилась над отверстием слива, не торопясь убегать.Скудин потянулся было за вантузом, но на сей раз хватило и моральногоустрашения. В недрах мойки испуганно всхлипнуло, чавкнуло, икнуло… и вода резвозакрутилась воронкой.

– То-то, – буркнул Иван и отправился перекурить набалкон. – Марьяна! – окликнул он погодя. – Ты Жирику давала?..Что-то матюгов не слыхать, не помер ли с голодухи?

– Давала, давала, утром ещё, – отозвалась Маша изкомнаты. Она стояла перед зеркальной дверью платяного шкафа и пыталасьсообразить, вызовет или не вызовет её внешний вид какие-нибудь нарекания спапиной стороны. – Спит как миленький. Тихий час у него.

Жириком они окрестили здоровенного говорящего попугая,случайно залетевшего в форточку. Маша обошла весь дом, а потом, озираясь – какбы кто не застукал за осквернением очередной водосточной трубы – всюдурасклеила объявления о «потеряшке». Небось чей-то любимец, да и денег взоомагазине такие стоят немалых. Увы, никто так и не откликнулся, и сугубовременное проживание в их квартире «птицы-говоруна» грозило, как всё временное,сделаться постоянным.

Имя пернатому они дали в честь видного российского политика.А что? Оба южных кровей, оба кичливы, драчливы и языкасты. Правда, по частиругани «попка» все же, наверное, поотстал, хоть и знал с полсотнизвукосочетаний на редкость скабрёзного свойства и мастерски использовал их вразличных жизненных коллизиях. Ещё в квартире обреталась… нет, не кавказскаяовчарка, вроде бы соответствовавшая имиджу Скудина, а – крыса. Декоративная. Тоесть белая с тёмно-серой отметиной на холке. Снабжённая фирменным сертификатомо непредставлении ею угрозы в плане холеры и чумы. Хвостатая была умна, носилакличку Валька, за обе щёки лопала «Педигри пал» и для поддержания формы бегалав колесе. Жирик держался вольноопределяющимся, летал где хотел, спал гдепридётся, столовался где дадут, гадил где приспичит… и по ходу дела громкоругался ужасными словами.

– Миленький?.. – Иван в задумчивости посмотрел наобои, обрызганные будто известью с мастерка, и решил быть оптимистом: – Хорошо,что коровы не летают.

Однокомнатная квартира, которой отечество пожаловало его задвадцатилетнюю безупречную службу, имела место в «точечном» доме на улицеТимуровской, там, где её рассекает пополам Светлановский проспект. Если кто незнает – это в одном квартале от северной границы Санкт-Петербурга. Двестиметров – и добро пожаловать в Ленинградскую область. Из окон третьего этажавидны поля совхоза «Бугры». И сам дом хорошо виден с горки, когда подъезжаешь кгороду по шоссе… Только с появлением Марины Иван стал воспринимать своиквадратные метры действительно как дом. До тех пор было – так, очередное(сколько их он видал!) обиталище, которое, может быть, предстоит завтрапокинуть, да и не больно-то жалко. Теперь…

Да. В правильной семье, то есть построенной на доверии илюбви, не бывает проблемы отцов и детей. Там не отменяют поездку на пляж,потому что надо срочно мириться с отцом. Но правильные семьи не образуются поволшебству. Их надо выращивать.

«Ах, лето красное, любил бы я тебя…» В душном воздухежужжали мухи, наглые, разъевшиеся, отливающие зелёным. На близком, хорошопросматриваемом балконе загорала девица, безуспешно (насколько знал Скудин)мечтавшая о карьере фотомодели. Результат насилия над организмом был костляв,неаппетитен и отчётливо напоминал бледную поганку. «Тощие ключицы фройляйнАнгелики меня не волнуют…» – брезгливо покосился Иван. От кого-то когда-то онслышал, будто манекенщиц, ни дать ни взять вчера сбежавших из Бухенвальда,продвинули на подиум «голубые» кутюрье, одержимые образом недоразвитогоподростка. А что? Кого ещё могут вдохновить сорок восемь кило при росте под стодевяносто?.. Ко всему прочему, девица загорала «топлес», сиречь без лифчика, водних неопределённо-серых, застиранных трусиках. Видимо, полагала, что набалконе «не считается». Так иные дамы вполне зрелого возраста, выйдя в чахлыйсквер, стелют на траву одеяло и разоблачаются до нижнего белья, чтобы улечьсяна солнышке. Не до купальников, а именно до розового «семейного» бельеца. Инипочём не желают слушать милиционера, когда тот пытается оградить общественнуюнравственность. Они «на природе» – стало быть, «не считается»…