Книга Ночь богов. Тропы незримых - Елизавета Дворецкая

Резкий запах Бездны уже рассеялся, но облачко злой ворожбы еще висело над поясом. Да без нее и не могло обойтись, потому что ядов, способных убить мгновенно, от одного прикосновения, не существует. Чтобы умереть от сока борщевика или наперстянки, их надо как следует глотнуть, – если имеешь дело с борщевиком, то еще и нос зажать, чтобы не мешал отвратный запах, – а потом подождать. Хорошо так подождать, основательно. Со всей родней успеешь проститься. Но чтобы мгновенно…

– Ну, что там? – не вытерпел Славята.

Все бойники к тому времени столпились вокруг жертвы хазарского пояса.

– Беги давай к Хортоге, пусть волокушу пришлет, – велел ему Дедила, вспомнив поручение.

С явным сожалением, но не споря, отрок бегом пустился обратно к Варге.

– Ядовитое зелье там, еще и зачарованное, – сказал наконец Лютомер. – Причем многократное. Если еще чьей крови попробует – опять убьет.

– Кто это? – шепнула Лютава.

У нее похолодело внутри, и во всем теле поселилась мерзкая, противная дрожь – следы прикосновения к силе Бездны. Больше всего она хотела знать – кто это сделал? Кто из их ближайшего окружения оказался способен сотворить этакую пакость, у кого хватило сил и умений на чары, убивающие одним прикосновением к крови жертвы – пусть и усиленные ядом?

Росомана и другие «верхние» волхвы тут ни при чем – вниз, к Бездне, им хода нет. Из «нижних» волхвов поблизости имеются еще бабка Темяна, Числомера и Велерог. Но зачем это могло бы им понадобиться?

Враг у них был один – Замила. Но пояс-то прислала Любовидовна! А она – обычная женщина, не волхва и не жрица. Как всякая женщина и мать, она немного разбиралась в лечебных травах, знала, чем останавливать кровь или усмирять кашель, знала, разумеется, что борщевик или наперстянка ядовиты. Опять же, как всякая женщина, она умела произнести простейшие заговоры, чтобы остановить кровь или сбить жар. Но она не умела накладывать таких сильных и сложных чар! Чар, убивающих мгновенно! Значит, кто-то ей помог? Но кто?

– Ничего не понимаю, – сказала Лютава. – Пояс прислала Любовидовна. Неужели они с Бороней так на тебя за вчерашнее обиделись, что через пояс решили извести? Но даже если бы и захотели – как им такое суметь? Такие чары даже я наложить не сумею. Бабка Темяна разве что, ну, Числомера, если очень постарается – да и все. Но этим зачем?

– Да ну, ты что – Числомера! – даже несколько обиженно возразил Дедила, который нередко навещал «зрелую Марену». – Она девка не злая, да и зачем ей?

– Сейчас узнаем, кто тут отличился, – негромко пообещал Лютомер. – И кто, и как, и зачем.

Посмотрев по очереди на пояс и на полотенце, валявшееся тут же на краю тропинки, он решил начать с полотенца. Вещь известная, родная, с ней говорить легче. Вытянув руку над полотенцем ладонью вниз, Лютомер прислушался. Он словно бы ничего больше не делал, но перед его внутренним взором вставали в обратном порядке все те, кто держал эту вещь в руках. Плакун, да примут его с радостью предки… Новожилка, челядинка Замилы… Замилы? Это уже кое-что… А может, и нет. Князь Вершина просто убрал спорную вещь в ларь у Замилы, куда пошел из братчины. А вот и сама Замила! Хвалиска-то зачем брала полотенце с поясом?

– Плакун, Новожилка, Замила, – объявил Лютомер плоды своих изысканий и посмотрел на Лютаву.

– Замила? – в изумлении повторила Лютава. – Но она-то… Ей-то откуда это суметь?

Что хвалиска питает к ним самые недобрые чувства, было понятно и ничуть не удивительно. Но та не умела даже заговорить разбитую коленку, чтобы не болела, и все детские ссадины Хвалиса заговаривала Северянка, его кормилица и нянька.

– Погоди, – Лютомер передвинулся к хазарскому поясу. – Давай здесь посмотрим.

К полотенцу прикасались те, кто держал пояс уже завернутым в это самое полотенце. Но чтобы вставить под пряжку заклятую иголку, нужно прикасаться к самому поясу.

Лютомер снова вытянул руку над поясом. И сразу перед его взором встала Галица – молочная сестра Хвалислава, дочь той самой Северянки. Будучи ровесницей Хвалислава, она успела выйти замуж за бортника, но быстро овдовела, еще какое-то время прожила в лесу, ведя хозяйство свекра, потом все-таки вернулась к матери – говорила, что не ужилась с другой невесткой, – и теперь терлась среди челяди княжьего двора. На глаза она особенно не лезла, выполняла всякие женские работы, всем низко кланялась, всегда старалась угодить, не избегала мужского общества и даже пользовалась известным успехом, благодаря своей гибкой фигуре и всегда широкой улыбке, которую лишь немного портил выступающий, как клык, особенно белый верхний зуб. Все знали, что она понимает в травах и ведает заговоры, и к ней, бывало, ходили за помощью в случае разных мелких хворей. Поговаривали, что промышляет она присушкой-отсушкой, за что неоднократно бывала бита мужиками и бабами, хотя всегда отпиралась, клялась, что ничего такого не делает, и требовала возмещения за напрасные побои. Князь Вершина, однако, такие дела в ее пользу не решал, подозревая, что дыма без огня не бывает. Замила, напротив, покровительствовала дочери Хвалиславовой кормилицы и всегда брала ее под защиту.

Но что эта желтоглазая шепталка способна на такое сильное колдовство – не знали ни Лютава, ни Лютомер, ни другие ратиславльские волхвы.

– Она никогда не делала ничего такого, – еле выговорила потрясенная Лютава, когда брат назвал ей хорошо знакомое имя. – Никогда! Я бы знала!

– Да, не делала, – согласился Лютомер. – Но это ведь не значит, что она не может. Если бы я, скажем, никогда на людях не брал в руку меч, никто и не знал бы, что я умею им пользоваться. А я упражнялся бы себе в лесу и скоро стал бы сильнее всех. И все узнали бы об этом, когда их головы полетели бы с плеч. То есть когда уже стало бы поздно. А она разве мало ходит по лесам?

– Ходит. – Лютава кивнула. – То травы собирать, то свекра проведать… Кто же ее научил-то? Неужели сам Просим?

Просимом звали старого свекра Галицы. По дряхлости лет тяжелое ремесло бортника стало ему не по силам, лазить по высоким деревьям он уже не мог, оставив работу сыновьям, а сам только выискивал места для новых бортей, давал советы и привозил князю собранный мед – бортные угодья принадлежали Вершине. Мелкий, сухой, въедливый старикашка сдавал так много меда, что за ним угнаться никто не мог, и говорили, что он знает какие-то особые «пчелиные слова». А теперь выходило, что не только бортями он занимается и не только «пчелиные слова» знает…

А то, что Галица может больше, чем говорит, Лютава заподозрила уже некоторое время назад. Кто пытался весной приворожить Далянку к Хвалису? Галица. Лютава бы этого так не оставила, если бы не приехал оковский княжич Доброслава, который сначала отвлек ее от прочих забот, а потом и вовсе похитил их с сестрой Молинкой и увез в землю вятичей – там, ей, конечно, стало не до Галицы. И в тот день, уже после их возвращения, когда Хвалис пытался подглядывать за обрядом вызывания дождя и она, Лютава, гналась за ним по лесу, как волчица за олененком, – на кого она наткнулась? На Галицу. Замилина челядинка кланялась лбом в землю и уверяла, что это она была в кустах на берегу – простите дуру! И Лютава действительно никого рядом с ней не обнаружила, в то время как Хвалис находился где-то поблизости! И даже волки не сумели взять его след – тот, кто спрятал от нее Хвалиса, замел и следы. Но когда Хвалис исчез из Ратиславля, разбирать вину Галицы стало не нужно, да и не хотелось лишний раз связываться с ее хозяйкой – Замила целыми днями причитала по сыну, и князь Вершина, тоже его любивший, ходил хмурый и неразговорчивый. И Лютава махнула рукой, подумав, что без Хвалиса и Галица им не опасна. Выходит, зря она так подумала?