Книга Виолончелист - Юлия Монакова

— Ну, не такая уж он и знаменитость, — буркнул Максим, немного смущаясь. — Самый расцвет его славы пришёлся на шестидесятые-семидесятые. Сейчас о нём почти забыли, — он старательно избегал слов “отец” или “папа”, точно стесняясь обозначить известного скрипача этим приземлённо-бытовым определением. — Ему вообще скоро шестьдесят исполнится, представляешь? Совсем старик…

Лерка присвистнула.

— И правда. А ведь мама твоя моложе, чем он. Как же так получилось, что… в общем, где они познакомились? Она бывала в Румынии?

— Да нет, — Максим мотнул головой. — Он… ну, этот Ионеску… сам приезжал в СССР с гастролями. В Питере был в восемьдесят четвёртом году. А в восемьдесят пятом я родился, — он покраснел.

— У них был тайный роман? — глаза Лерки алчно полыхнули, меняя цвет.

— Да какой там роман. Просто переспали разок, и всё, — видно было, что Максиму с трудом даются эти слова, ведь речь шла не об абстрактной чужой тётке, а о его родной матери. — Его постоянный пианист-аккомпаниатор не смог приехать, заболел. А мама тогда как раз работала концертмейстером в Доме Музыки, где у него должен был состояться концерт. Она же тоже очень талантливая, — торопливо добавил Максим, точно оправдывая мать, — может сыграть с листа любую мелодию, вот её и вызвали на подмогу… Они репетировали вместе пьесу Крейслера, потом великолепно отыграли концерт, ну и… он пригласил её вечером поужинать в ресторане в знак признательности. А наутро она проснулась в его гостиничном номере. Как-то так… — ему было дико, страшно неловко делиться с Леркой такими деликатными подробностями из маминой личной жизни, даже ещё более неловко, чем в тот момент, когда он сам выслушивал от матери эти постыдные признания. Но ему больше некому было об этом рассказать. К тому же, Максим был уверен, что подруга не станет над ним смеяться. Так оно и вышло, даже более чем: рассказ произвёл на Лерку воистину потрясающее впечатление.

— Как романтично! — выдохнула она, восхищённо порхая ресницами. — Настоящая любовь с первого взгляда!

Откровенно говоря, Максим очень сомневался, что там была именно любовь. Он видел фотографии материи в молодости, она и тогда не блистала красотой: простушка с белобрысой тощей косицей, бесцветными бровями, носом-картошкой и нескладной приземистой фигурой… В год, когда она забеременела, ей исполнилось уже тридцать лет — по тогдашним меркам безбожно, критически поздно для первых родов. Впрочем, отец оказался и того старше, на момент советских гастролей ему было слегка за сорок.

— В общем, он просто уехал к себе обратно в Румынию, не спросив у мамы ни телефона, ни адреса. Явно не был настроен на продолжение романа, — с затаённой обидой произнёс Максим. — Ну, а мама обнаружила, что забеременела, уже позже…

— И она даже не пыталась его разыскать, как-то связаться? — ахнула Лерка.

Он покачал головой:

— Вообще-то я тоже считаю, что ей надо было это сделать. Но она же упёртая. Гордая, как не знаю кто, — Максим невесело усмехнулся. — Всё сама-сама-сама… вот и меня поднимала сама. Чтобы обеспечить мне счастливое детство, пахала как лошадь. Не гнушалась играть в ресторанах, на свадьбах, брала учеников и давала им уроки музыки на дому, ездила с оркестром на гастроли к чёрту на рога… просто для того, чтобы я мог нормально жить и… и тоже заниматься музыкой.

— Она молодец, — искренне произнесла подруга. — У моей матери после папиной смерти вообще пропало желание чего-либо добиваться, да и сам вкус к жизни исчез.

В её голосе звучала застарелая обида. Максим знал, что Леркин отец умер, когда ей было всего четыре года. Нелепая, несправедливая смерть — его сбил неопытный водитель прямо на пешеходном переходе. Подруга уверяла, что очень хорошо его помнит и до сих пор скучает по нему. А вот как перенесла утрату Лерина мать, Максим не был в курсе.

— Родители же вместе работали, оба были инженерами на одном предприятии, — глухо сказала Лера. — А когда папы не стало… она просто прекратила ходить на работу. Вообще перестала интересоваться тем, что происходит вокруг. Лежала на кровати сутками и молчала, будто окаменев — не открывала на стук в дверь, не ела и не пила… Она и про меня забыла. Я просто стала ей не нужна без отца, понимаешь?.. Мне было очень страшно, что она тоже умрёт, я постоянно пыталась как-то растормошить её, заставить встряхнуться, прийти в себя, говорила: “Мама, я хочу кушать. Мама, я хочу гулять. Мама, отведи меня, пожалуйста, в садик!” Она не реагировала. Целую неделю я провела с ней один на один в квартире… — Лера зажмурилась на миг. — Это была самая страшная неделя в моей жизни. Я даже не могла открыть дверь и выбраться наружу, потому что она была заперта изнутри на ключ, а где находится этот ключ, я понятия не имела. Я целыми днями везде его искала. На полках. В шкафу. В тумбочках. В ящиках комода… Самое ужасное, что меня никто даже не хватился. Ни в детском саду, ни во дворе… Все знали, что я потеряла отца, и решили, что мы с мамой просто куда-то уехали на время, чтобы отвлечься от своего горя.

Максим потрясённо сглотнул, уставившись на неё во все глаза.

— Как же ты смогла продержаться целую неделю? Что ты ела?

Лера пожала плечами.

— Всё, что нашла на кухне… сначала был хлеб, но он очень быстро закончился, буквально на второй день. Потом разыскала мешок сухариков. Сырую морковку… чистить я её тогда ещё не умела, поэтому, кое-как помыв, грызла вместе с кожурой. В холодильнике обнаружились какие-то консервы, но открыть их я так и не смогла. Пыталась, конечно, но силёнок не хватило, только руку консервным ножом порезала… Ела сырые яйца. Пила воду из крана, иногда добавляя в неё сахар и уговаривая себя, что это компот.

Максим схватил её за плечи, умоляюще встряхнул:

— Быстро скажи, как и чем всё это закончилось!

Лера невесело усмехнулась.

— Ну, я же сижу сейчас здесь, с тобой, живая и здоровая. И маму мою ты знаешь, стало быть, она тоже в порядке… Но, если коротко: через неделю соседи наконец-то услышали, как я реву под дверью, всполошились и вызвали милицию.

— А дальше? — жадно спросил Максим. — Твоя мама постепенно пришла в себя?

— Наоборот. У неё обнаружили психическое расстройство, развившееся на фоне депрессии, — пряча глаза, отозвалась Лера. — Её определили в… специальную больницу, — она не произнесла слово “психушка”, но Максим прекрасно понял, что она имеет в виду. — А меня взяла к себе в деревню мамина сестра тётя Тоня. Я прожила у неё целый год. Плохо помню, чем занималась там всё это время… отложилось в памяти только, как тётя сама рубила кур и резала кроликов. Мне это до сих пор иногда в кошмарах снится… — её передёрнуло. — А потом маму выписали, и она приехала в деревню, чтобы забрать меня домой. Потихоньку всё наладилось. Она устроилась техничкой в школу, ну и… дальше ты знаешь.

Максим молчал. Что он мог сказать этой девочке — он, чистенький, сытый, благодаря матери не знавший в жизни практически никаких забот?..

Глава 4

Лера сама поспешила перевести тему. Успокаивающе тронула его за плечо, улыбнулась и спросила с жадным любопытством: