Книга Отпусти кого любишь - Иосиф Гольман

7

Греков сидел за своим красивым столом, а вокруг него кипела беспокойная декабрьская жизнь: как будто вся страна решила одновременно что-то перед Новым годом докрасить. Он манипулировал фондами, перебрасывал резервы – тонны краски – из города в город, забирал остатки с реализации и даже для одного старого заказчика вынужден был попросить аналогичную продукцию у заклятого конкурента: своих складских запасов явно не хватало.

Впрочем, они с заклятым конкурентом так не раз друг друга выручали – бизнес становился все более цивилизованным.

Греков был занят стопроцентно: чай, принесенный Марией Васильевной, так и остался стоять на столе, на маленьком металлическом подносике – у Марии Васильевны все аккуратно и продуманно. Звонок, документы на подпись, еще два звонка, ответ Смирнову – речь шла о будущем годе, но сегодняшняя горячка не должна закрывать завтрашней перспективы.

Завтрашние перспективы…

Стопроцентно был занят Греков, однако сам себе напоминал старого опытного шофера: едет он по дороге, рулит рулем, работает педалями, а голова занята совсем другим – мыслями о внуках, об огороде, о жене, – только не о дорожном движении, в котором его тело участвует абсолютно автоматически.

Разница лишь в том, что думал Греков вовсе не об огороде, которого у него не было. И не о внуках. А о Женьке, Лешке и раке. И еще о девочке Маше, про которую пока вообще непонятно было, что думать. И еще про Ленку и Валентину.

И если в обычное время его раздумья обязательно заканчивались принятием решения, то здесь мысли текли сами по себе, возвращаясь, гуляя по кругу и не обещая никакого выхода.

Мария Васильевна вошла неслышно, взяла подносик, чтоб заменить невыпитый чай горячим. Посмотрела на шефа, но ничего не спросила: захочет – сам расскажет.

Наверное, захочет. Она не только посоветует, но и поможет, если понадобится, – старая мудрая Мария Васильевна.

Но сейчас ничего и никому рассказывать не хотелось.

Сейчас Женька должна уже быть у врачей. И очень скоро они узнают вердикт, который вполне способен изменить, точнее, поломать, жизнь им всем.

Несмотря на загрузку по работе, Греков хотел поехать с Женькой. Поддержать морально. Да и самому побыстрее все узнать, меньше томиться ожиданием.

Но Женька отказалась. Сказала – ей легче самой.

Спорить с ней у Грекова никогда не получалось, так что сейчас Женька там была совсем одна. И даже телефон отключила – Греков уже попытался позвонить.

Лешка и девочка – Греков про себя называл ее не Машей, а девочкой – сегодня остались у него дома с Ленкой. «Все-таки Ленка – молодец», – оценил Егор. Ее решение не было обдуманным и даже не было решением. Так, обычное и естественное движение души.

Впрочем, другого от нее Греков и не ожидал.

А вот бывшая супруга вчера его удивила.

Когда детей уже уложили в гостевой спальне, она подошла к Грекову и сказала:

– Мне нужно быстрее понять, что будет с Машенькой.

– Я пока не знаю, – честно ответил Греков. Он действительно пока не знал. Это для Женьки Машенька была бесценной кровинкой. А для него – нет. – С деньгами, конечно, помогу, – быстро добавил он.

– С деньгами и так все нормально, – сказала Женька и, покопавшись в своей сумочке, достала оттуда здоровенную «котлету» баксов.

– Здесь тридцать шесть тысяч, – сказала она, протягивая деньги Грекову. – Мой новый магазин, – горько усмехнулась Женька.

– А мне они зачем? – грубовато ответил Греков, отводя ее руку.

– Ну не в больницу же мне с ними? – улыбнулась она.

– Это другое дело, – согласился Егор и подвел ее к вмонтированному в стену сейфу.

– Смотри, набираешь код – мой год и месяц рождения, если не забыла, всего шесть цифр – одновременно отключаешь сигнализацию и открываешь замок.

Механизм лязгнул, на передней стенке сейфа заморгала зеленая лампочка, и тяжелая дверца сама отошла назад.

В открывшемся чреве было пусто: новая Егорова квартира сожрала все его стратегические сбережения, а тактические он хранил на карточках.

Деньги легли в хранилище, дверца встала на место.

– Я их все равно забирать не буду, – сказала Женька. – Распоряжайся ими в пользу детей.

– Глупости не болтай, – строго сказал Греков. – Может, ты через месяц здорова будешь.

– Тогда заберу, – согласилась она.

– Я думаю, они как раз на лечение понадобятся. От бесплатного лечения и с гриппом загнешься.

– На лечение они тратиться не будут, – жестко сказала Женька. – Это деньги моих детей. А мне что суждено, то суждено. Об одном только тебя прошу: как ты к Машке ни будешь относиться, но за ее материальным благополучием проследи, пожалуйста. У меня ведь действительно никого больше нет.

У Женьки вновь выступили слезы, да Греков и сам чувствовал давным-давно забытую резь в глазах.

– Пожалуйста, не разлучай детей, – совсем тихо попросила бывшая жена.

– Как я это сделаю? – тихо спросил он.

– Не знаю. Может, няньку найдешь. Комнату докупишь, чтобы Машка рядом жила. Хотя бы в одном доме. Им нельзя разлучаться.

Греков молчал. Она поняла его молчание по-своему и принялась горячо шептать:

– У меня там квартира осталась, гараж, две машины. Товара еще немного. Я все записала на тебя…

– В каком смысле? – удивился Греков.

– Вот смотри. – Она достала из той же сумочки сложенную смятую бумажку, которая, несмотря на несерьезность ее вида, была украшена гербовой печатью нотариата. – Не на них же оставлять? Им ничего не достанется, ты же понимаешь. На тебя вся надежда, я тебе сразу сказала.

И тут в разговор вступило третье лицо.

Похоже, Лешка с самого начала не спал, а подслушивал под дверью.

В майке и трусах вошел в комнату, лицо заплаканное, но скулы сведены: хоть маленький – а мужик. Таким его Греков еще не видел.

– Я без Машки у тебя жить не буду, – просто сказал он Грекову.

– А тебе не кажется, что ты еще маловат так со взрослыми разговаривать? – жестко заметил отец.

– Извини, – неожиданно смутился Лешка. Ему было прохладно, он обхватил себя руками. Все-таки для своих двенадцати лет он был очень маленьким и щуплым, решил про себя Греков.

А закончил сынок почти как и начал:

– Мы с Машкой вместе. Хоть к тебе, хоть в детдом. – И, не выдержав напряжения, бросился, как недавно младшая сестренка, к маме, ища успокоения в ее теплых руках. Женька обняла его, обхватила, как птенчика, и тихо гладила по взъерошенной макушке.

– Хватит! – чуть не заорал Греков, поняв, что еще секунда – и он сам зарыдает. Да только утешительных объятий ему в его возрасте уже не найти. – Хватит, – уже спокойнее повторил он. – Мама жива, хотя и нездорова. Будем ее лечить и надеяться на лучшее. А в детдоме ты никогда жить не будешь, понял, сынок?