Книга Жена по контракту - Лина Манило

— Вот умница, Ланочка, — прощебетала медсестра, выдёргивая меня из размышлений, а я улыбнулась в ответ. Проследила за тем, как она аккуратно вынимает иглу из моей кожи, протирая место укола проспиртованной ваткой. — Уже и румянец появился, замечательно.

Казалось, она искренне радовалась моему выздоровлению, а я поймала себя на мысли, что буду скучать по этой женщине. И вообще по дням, проведённым здесь, хотя болеть — так себе удовольствие, конечно.

— Не знаете, меня могут выпустить на улицу? Очень хочу погулять, — начала я, понимая, что снова могу напороться на отказ. Но мне так нужно было добиться хоть какой-то, но свободы, потому что не привыкла сидеть, пялясь в одну точку, и думать о вечном. Хотела простора, воздуха, а не сжимающихся вокруг идеально белых стен. Куда ни глянь, кругом стерильность, повышенный комфорт и… тоска.

Медсестра снова улыбнулась, убирая вскрытую ампулу и забирая поднос.

— Сейчас Олег Михайлович зайдёт, посмотрит вас. К нему все вопросы.

Господи, как же меня раздражала эта загадочность, таинственность даже, от которой голова кругом шла. Надоело. И пусть впереди у меня чёрт знает что, лучше уж так, чем торчать здесь, когда с тобой носятся, точно с хрустальной вазой. Грешным делом казалось, что в муниципальной больнице было бы намного проще — там бы со мной не церемонились.

Врач пришёл на удивление быстро. Невысокий, плотный, в натянутом на внушительном животе белом халате, он смотрел на меня ласково, а в уголках губ пряталась улыбка. Симпатичный. Таким, как он, хотелось доверять.

Олег Михайлович щелчком пальцев смахнул невидимую пылинку с рукава белоснежного халата и подошёл совсем близко, обдавая ароматом медикаментов и антисептика. Что-то читал в своей папке, шурша листами, беззвучно шевелил пухлыми, словно у барышни, яркими губами и чему-то неясному кивал.

Знать бы, что творилось у него в голове.

— Судя по анализам и вашему внешнему виду, всё уже осталось позади, — усмехнулся Олег Михайлович, глядя на меня поверх элегантных очков в тонкой золотистой оправе. — Это хорошо.

Я лишь кивнула и улыбнулась, потому что и правда, чувствовала себя отлично. Да если ещё и анализы подтверждали… что может быть прекраснее?

Дальше пошёл стандартный осмотр, опрос, во время которого я всё-таки назвала ему свои данные, которыми так ни разу за всё это время никто толком не интересовались. Персонал только знал моё имя — Лана, — а всё остальное их, казалось, не волновало. Словно здесь в порядке вещей хлопотать над неизвестными женщинами с двусторонним воспалением лёгких.

Тем временем Олег Михайлович шустро выписывал список лекарств, которые мне нужно будет принимать “на воле”, чтобы избежать нечаянных осложнений. Я слушала его вполуха, потому что чётко понимала: мне не за что их купить. Тогда, какой смысл? Никакого.

Не знала, сколько времени прошло, прежде чем Олег Михайлович торжественно вручил мне документы, с которыми нужно подойти к старшей медсестре. Выписка, рецепт, и я побрела в нужном направлении, пытаясь совладать с паникой, что мягкими волнами накатывала на берег моего мнимого спокойствия.

Как бы я ни сопротивлялась, не строила из себя сильную и волевую, устала. Просто дико устала, но чувство собственного достоинства не давало разреветься прямо здесь, не таясь. В голос, жалобно так, с надрывом, как могут позволить себе только маленькие дети, сумасшедшие и истерички. Последней я, к счастью, не была, а сумасшедшей — к сожалению. Да и детство давно закончилось. Вот и приходилось плыть по гулкому коридору с высоко поднятой головой, чтобы не догадался никто, как до тошноты паршиво на душе и как страшно на самом деле покидать эти стены.

Как в тумане, протянула документы серьёзной старшей медсестре, получила на руки пакет с лекарствами — оказывается, их выдают каждому пациенту из фонда клиники — и заимела штамп в выписке. Всё. Свобода.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Только знать бы ещё, что с ней делать.

Вернулась в палату, а на койке лежал мой сарафан — чистый и выглаженный. Даже дырки на подоле были старательно заштопаны. Удивительно.

Отчего-то именно эта забота стала последней каплей: я осела на койку, закрыла лицо руками и разревелась. Позволила себе наконец-то выплеснуть всё, что скопилось гнилой кучей на сердце. Я рыдала, вздрагивая, размазывая слёзы по лицу, не заботясь, как буду выглядеть со стороны, когда истерика закончится. Просто плакала, очищая душу. Где-то совсем близко шумели голоса, но это казалось таким несущественным. Всё вдруг перестало иметь хоть какое-то значение. Главным было выплакаться.

Когда слёзы всё-таки иссякли, быстро оделась, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы снова не найти повода себя жалеть. Хватит, одного срыва вполне достаточно. Умылась обжигающе ледяной водой, схватила лежащие на тумбочке документы, пакет с таблетками и пошла к выходу.

Начинается новая жизнь. Знать бы ещё, что делать с ней.

Как в тумане, спустилась по лестнице, крепко держась за поручень. Словно именно это держало ещё на ногах, не давало упасть, а, толкнув тяжёлую, с массивным деревянным орнаментом входную дверь, попала в летний полдень, зноем обжигающий кожу. Горячий ветер ударил пылью в лицо, а я зажмурилась, задерживая дыхание.

Что делать? Куда идти? Наверное, нужно решить, как вернуть свои документы, а уже после разбираться со всем остальным. Можно уехать зайцем в соседний город, прячась от проверяющих в грязных вагонах электрички. Там устроиться на завод, получить место в общежитии и зажить, в общем-то, неплохо.

Живой человек со всем справится, и раз судьба дала мне шанс, нужно самой строить свою дорогу к счастью.

Мысли вяло сменяли одна другую, а я просто стояла, впитывая кожей солнце, по которому успела так дико соскучиться. Всё будет хорошо. Обязательно.

Громкий свист заставил распахнуть глаза, но не успела понять, что происходит, как кто-то чуть не сбил меня с ног.

Мамочки.

Качнулась назад, пытаясь устоять, а мне уже лизали старательно лицо. Здравствуйте, выронила документы из рук, пакет с лекарствами, потому что Лорд — а это был именно он — прыгал вокруг, прихрамывая, радовался мне, скулил счастливо. Прелесть, какая же он прелесть!

— Привет, радость моя, — сказала, присаживаясь на корточки и обнимая за шею счастливого пса. — Как ты? Как твоя лапа? Милый, да ты уже совсем здоровый! Вон как прыгаешь. Я же говорила, что ты умница, помнишь?