Книга Оборотень. Новая жизнь - Марк Даниэль Лахлан

Он щелкнул каблуками и вновь выбросил руку вперед. Макс расхохотался. Нацисты действительно использовали эти названия.

А затем настала очередь полемики, перевернувшей всю его жизнь. «В споре важнее быть последовательным, чем правым».

Макс доказывал, что для аргумента несущественно, правильный он или ошибочный. Если в него верят – значит, правильный. Соответственно, если в него не верят – он ложный. По этой причине утверждение, справедливое в девятнадцатом веке, – что земля вращается вокруг солнца, – в веке семнадцатом считалось абсолютно неверным.

– Галилей заблуждался, – сказал Макс. – Человек вообще никогда не заблуждается так сильно, как сидя в застенках инквизиции.

Арно, который – Макс хорошо это знал – не был нацистом (хотя, как и его приятель, состоял в партии, потому что благодаря этому многое становилось гораздо проще), заявил тогда, что понятия «правильный» и «ложный» непреходящи.

– Желание вытерпеть может изменять реальность, – сказал он. – А что, если бы Галилей сдался?

– Так он и сдался, – парировал Макс. – Отрекся от своих убеждений. И то, что он открыл, долгое время не имело абсолютно никакого значения.

Этот спор длился много дней и постепенно стал все сильнее занимать мысли Макса – в основном потому, что больше занять их было нечем. А затем в одном медицинском издании он прочел объявление, гласившее, что Общество по изучению древнего наследия предков – Аненербе – проводит конкурс работ в области перспективных медицинских исследований для военных целей. Три лучшие работы получат скромный денежный приз, однако если представленный труд будет достаточно высокого качества, на его дальнейшую разработку выделят специальное финансирование.

– Все, Арно, вперед, – сказал тогда Макс. – Пора нашим спорам перейти из теоретической плоскости в практическую. Я решительно настроен продемонстрировать мощь полного бреда!

И он написал статью. Еще юношей, до учебы в медицинской школе, Макс увлекался всевозможными сверхъестественными явлениями – скрытыми возможностями человеческого мозга. Позже, получив диплом врача и более трезво все обдумав, он пришел к выводу, что ничего этого на самом деле в природе не существует. Но сейчас его это не останавливало. У него была масса исходного материала для конкурсной работы.

Несколько лет тому назад, когда Максу было шестнадцать, он начал ухаживать за Герти. Однажды они сидели в доме ее родителей на диване, шутили и весело смеялись, и вдруг она горестно воскликнула:

– Бруно!

Так звали ее пса, толстую дворнягу с лоснившейся шерстью, похожую на блестящего черного жука и, с точки зрения Макса, совершенно несимпатичную. Вообще-то собак он любил, но конкретно эта все время норовила цапнуть его за ногу и представляла реальную угрозу для его брюк.

– А что, собственно, не так с твоим Бруно? – удивился Макс.

– Фермер Фольц его застрелил! Прямо на лужайке возле загона для овец.

– Да нет же. Когда я шел сюда, я видел пса в саду.

– Нет, его застрелили! Я вижу это так же четко, как тебя сейчас! – не унималась Герти.

Она раскраснелась, ее кожа покрылась пятнами, дыхание сбилось, и у девушки началась одышка. День был жаркий – наверное, это был самый жаркий день того жаркого лета, – и Макс заподозрил, что у Герти случился тепловой удар. Но она была ужасно расстроена, и поэтому он согласился пойти и все выяснить.

Собаки, конечно же, нигде не было. Макс прошел по дорожке к загонам для скота и обнаружил там несчастное животное с огнестрельной раной в левой части черепа. В пса явно стреляли из дробовика. Бруно был еще жив, но надежды не было. Через рану был ясно виден мозг, двигательные функции атрофировались. Когда Макс приблизился, в затуманившихся глазах пса не было даже намека на узнавание.

Макс растерялся: он не знал, что делать. Было понятно, что Герти нельзя видеть своего питомца в таком плачевном состоянии. С другой стороны, насколько он мог судить, собака могла умирать еще несколько дней.

Макс огляделся по сторонам. Фермер устроил это безобразие – ему все и разгребать. По крайней мере, так считал Макс. Но Фольц смылся. Выстрелить в собаку у него смелости хватило, а вот посмотреть в глаза ее рыдающей хозяйке – нет.

В конце концов Макс вернулся, сообщил Герти печальные новости, обнял ее, поцеловал и попробовал утешить, как мог. Ее мать не разрешила ей пойти взглянуть на любимую собаку – сказала, что это слишком ее расстроит. Макс позаимствовал у отца Герти рабочий комбинезон и вернулся обратно, прихватив с собой лопату. Он колебался, стоит ли ему добить собаку, но другого выхода просто не было. Максу пришлось собрать всю свою волю в кулак, но все же он в конце концов смог ударить Бруно лопатой по голове. К счастью, пес умер почти мгновенно. Макс положил его в мешок и похоронил в дальнем конце сада. Макс был довольно сентиментальным юношей и поэтому очень жалел свою прекрасную подругу, хоть и не любил ее пса. На могиле Бруно он установил маленький крестик, а сверху положил косточку. Герти почувствовала его сострадание так же отчетливо, как реальное прикосновение, и связь между ними стала еще сильнее.

Но как Герти узнала, что ее собаку застрелили? Этот случай чрезвычайно заинтриговал Макса, и он начал собирать истории о предчувствиях и осознании людьми чьей-то внезапной смерти. Часы в доме родителей останавливаются в ту самую секунду, как гибнет их сын, разбившийся во время испытательного полета; собаки вдруг начинают выть, потому что в это время их хозяин сбит трамваем. Даже после того, как увлечение паранормальными явлениями ослабло, Макс продолжал собирать подобную информацию просто по привычке. К тому же у него так и не дошли руки отменить подписку на «Новый метафизический сборник».

Разве он мог не обратить внимания на рассказ одной женщины из Зальцгиттера о том, что у нее было видение, как строительная балка падает на голову ее мужу, причем в тот самый момент, когда машинист подъемного крана убил его из-за собственной небрежности? Разве не болью и стрессовыми ситуациями были вызваны провидческие предсказания колдунов и шаманов – краснокожие укладывались связанными на солнце без воды, чтобы воочию увидеть своих богов; храмы ацтеков сплошь сочились кровью человеческих жертвоприношений, и даже христианские святые общались с божеством в моменты агонии? В общем, собираясь написать статью на конкурс – этой «профессиональной искусной бредятины», как говорил об этом Макс своему другу Арно, – он вернулся к своей старой папке.

Почти все случаи внезапного осознания чужой смерти были как-то связаны либо с серьезной травмой головы, либо с острой нехваткой кислорода, как при утоплении. Ну, это, конечно, если отнестись к этому с определенным предубеждением – то есть если умышленно искать подтверждение существования сверхъестественных сил, а не смотреть на происшедшее беспристрастно. Существует даже специальный технический термин для такого образа мышления: телеология – выдвижение своей гипотезы и последующие попытки найти ей подтверждение, вместо того чтобы делать выводы, отталкиваясь от имеющихся свидетельств и фактов. Макс похоронил свой врачебный скептицизм и в дальнейшем контактировал только с той частью своей души, которая жаждала верить в чудеса. Он начал задаваться вопросами о том, какие механизмы могут быть задействованы, когда сознание отключается, но в то же время что-то иное на миг подает голос, звучащий в голове у человека и преодолевающий огромные расстояния – через океаны, неприступные горы и бескрайние пустыни. «И можно ли в принципе, – спрашивал себя Макс, – как-то использовать эту силу, как-то обуздать и развить ее?» Нет. Разумеется, нет. Но при желании можно поспорить о том, что это возможно.