Книга Эндора - Лариса Петровичева

Карандаш продолжал мигать — Лиза писала дальше. Катя вчитывалась в ответ и чувствовала, как по виску сползает капля пота.

«Я это говорю не затем, чтоб раздавить конкурентку, — написала Лиза. — Я перекрестилась, когда он исчез из моей жизни. И когда он снова появится у вас на горизонте, а он появится очень скоро, уж поверьте, то десять раз подумайте, прежде чем начинать с ним разговор».

Катя усмехнулась и написала:

«Спасибо. Последую вашему совету».

Она не верила, что когда-нибудь увидит Эльдара снова. Он исчез из ее жизни так же окончательно и бесповоротно, как из жизни собственной вдовы. Зато Кирилл времени даром не терял. Вечером они с Катей отправились в недорогую, но приличную пиццерию, и, когда свидание закончилось возле подъезда, Кирилл поцеловал ее: резко, властно, напористо. Отвечая на поцелуй, Катя думала о том, что парень, подстегиваемый приворотом, вдобавок тешит гонор, пытаясь конкурировать с Эльдаром — богатым, важным, недосягаемым соперником. Почему-то Кате захотелось рассмеяться и прогнать Кирилла, язвительно напомнив, что он предпочитает парней. Но она не стала.

Назавтра Кирилл дал пергидрольке от ворот поворот, и вскоре весь факультет узнал, что он закрутил с Катей стремительный роман. На втором свидании отношения перешли в горизонтальное положение, и, к своему искреннему удивлению, Катя не почувствовала ничего особенного: ни сильной боли, ни сильного удовольствия. Она молча лежала на спине, пружина старого дивана в комнате Кирилла впивалась ей в поясницу, и, вслушиваясь в тупое неприятное ощущение в низу живота, Катя просто ждала, когда Кирилл закончит. Наука страсти нежной, с которой она так мечтала познакомиться, на практике оказалась унылой физкультурой. Руку так, ногу так, возвратно-поступательные движения, исходное положение. Поцелуй Эльдара принес ей намного больше блаженства, чем все постельные кульбиты Кирилла.

Да, Эльдар исчез из ее жизни и не собирался появляться. Надежно завернутая в темную ткань, книга лежала в коробке на антресолях, никакого колдовства и необычных существ Катя больше не встречала — и в то же время не было и дня, чтобы она не вспоминала о своем случайном знакомом. Однажды, в самый ответственный момент их с Кириллом свидания, Кате показалось, что тяжелая рука, лежащая на ее затылке и задающая направление движения и ритм, принадлежит Эльдару — потом, когда все кончилось, она боялась открыть глаза и увидеть прямо перед собой толстый белый рубец, оставленный аутопсией и сбегающий от живота к паху. Конечно, с ней был Кирилл — но ощущение присутствия Эльдара было невероятно, до дрожи реальным.

Однажды, проходя мимо «Нормандии», Катя собралась с духом и вошла в подъезд. Консьерж тотчас же высунулся из своей стеклянной будочки с крайне важным видом, и она сказала:

— Я к Эльдару. Двести восемнадцатая квартира.

— А его нету, — охотно ответил консьерж. Видно, ему было скучно сидеть на посту, и он захотел поболтать. — Уехал неделю назад. То ли в Тулу, то ли в Турьевск, я не помню.

Болтать Катя не стала.

Кирилл, видимо, чувствовал что-то неладное. Он начал пить, сперва ежедневную скромную бутылку пива после пар — имеет же он право расслабиться? Потом в ход пошла тяжелая артиллерия — копеечные портвейны и такая же водка. Он ругался с Катей каждый день, цепляясь к ней по какому-нибудь ерундовому поводу: слишком короткая юбка, слишком длинная юбка, чересчур кислый вид, что ты лыбишься все утро, как дура — и так далее в том же духе. Разбрехавшись в край, они расходились по домам, и Кирилл принимался названивать Кате и просить прощения за несдержанность, но потом снова обвинял ее во всех своих бедах, и их разговор привычно заканчивался ссорой. Достичь хрупкого мира они могли только в постели, но Катя откровенно брезговала пьяным, а Кирилл постепенно стал забывать, что значит быть трезвым.

Впрочем, однажды его пьянство косвенно спасло Кате жизнь, хотя потом она просто думала, что Кирилл, в очередной раз напившийся как свинья, просто оказался в нужном месте в нужное время. Первого декабря Катя сидела рядом с ним на последнем ряду в аудитории на лекции по социологии, и Кирилл, не считавший нужным маскироваться, в открытую прихлебывал энергетический напиток. Катя уже несколько недель ловила себя на желании поймать тех, кто придумал эту дрянь, ядрено пахнущую цитрусами и карамелью, и запихать им металлические черные банки с алым отпечатком кошачьей лапы так глубоко, чтоб ни один проктолог в жизни не выковырнул. Для Кирилла же этот коктейль был чем-то сродни божеству, и Катя уже научилась по запаху улавливать появление парня в здании универа. Странно, что никто из преподавателей не делал ему замечаний. Даже Ковалева, замдекана по воспитательной, которая засунула нос во все тумбочки в общежитии и не раз и не два распекала девчонок за курение и походы в клубы, почему-то молчала. Катя имела все основания предполагать, что Кирилла просто боялись, считая опасным психом, который распустит руки, не задумываясь о последствиях, и просто ждали сессии, чтобы отчислить со спокойной душой — он вряд ли сдал бы хоть один экзамен.

Все на факультете были уверены, что он запугал Катю до смерти. Потому что чем еще можно заставить умницу и отличницу быть вместе с начинающим, но делающим большие успехи на выбранном поприще алкоголиком? По счастью, Кате не задавали вопросов — иначе у нее случилась бы истерика.

Запах коктейля стал невыносимым. Едва дождавшись перемены, Катя кое-как отбоярилась от совместного времяпрепровождения с Кириллом и, покинув аудиторию, забаррикадировалась в женском туалете до звонка на пару. Ее тошнило: мерзкий дух коктейля так и плавал в ноздрях. Когда студенты разошлись на занятия, Катя покинула свое убежище и, убедившись, что Кирилл по-прежнему сидит на паре, спустилась в раздевалку.

Домой она пошла пешком — зимний день был достаточно теплым для прогулки, на каждом углу уже развесили новогоднюю иллюминацию, и Катя, глядя на снежинки, оленей и дед-морозов, думала о том, что, может быть, все наладится. Не может же быть так, чтобы плохое тянулось вечно. Кирилл ведь не был таким — обычный парень, не злой и не добрый, и уж тем более, не алкоголик. Катя все бы отдала, чтобы исправить то, что сделала — но для этого надо было снова открыть книгу, а она предпочла бы отрубить себе руку, чем опять прикоснуться к ней.

Румяная и веселая тетка с шутками и прибаутками продавала горячие пирожки с лотка — мясной дух, поднимавшийся от ее товара, был настолько вкусным, что у Кати слегка закружилась голова. Сунув руку в карман пальто — она точно помнила, что там была мелочь — Катя, к своему искреннему изумлению извлекла скомканные пятидесятирублевые купюры, которых туда не клала. Она вообще не обращалась с деньгами настолько небрежно.

Катя подошла к ближайшей витрине, и у нее упало сердце: пальто было чужим. В принципе, оно почти не отличалось от ее собственного, только на воротнике были нашиты кожаные полоски. Катя шмыгнула носом, провела ладонью по горячему лбу и в очередной раз назвала себя набитой дурой. Перепутала вещи. Прямо-таки водевильный ход.

Дура. Неудивительно, что Кирилл стал таким. С настолько придурошной бабой он превратился бы в знатного алкаша и без всяких приворотов. От собственной глупости Кате стало тошно, и она отправилась домой. Деньги на проезд в маршрутке она достала из сумки.