Книга Песнь оборотня - Анна Гурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из обитателей разоренного селения, сморщенный старик с жидкой седой бороденкой, увидев знатного воина в дорогом плаще, упал на колени у самых конских ног и запричитал, протягивая руки к сапогу Анила:
– Благородный господин! Не вели нас казнить, у нас больше ничего нет. Остались лишь старики, женщины и дети. Некому идти на охоту, некому бить рыбу острогой, некому тянуть сети! Не карай нас больше, у нас и так забрали всех, кого могли! Мой младший сын по недоумию подбил парней на непослушание. Позволь нам снять их и похоронить, как велит обычай…
– О чем ты бормочешь, старик? – хмурясь, спросил Анил. – Встань и расскажи по порядку.
– Черные всадники приехали утром и потребовали десять мужчин на работы в Длинную Могилу…
– Куда?
– Думаю, он имеет в виду Великий Ров, – пояснил Хаста.
– Они приезжают уже не первый раз и собирались забрать последних. Мой неразумный сын… – старик всхлипнул, – схватился за копье и сказал, что никто не пойдет.
– Что было дальше? – нахмурился Анил.
– Вон они, там…
Старейшина ткнул пальцем в сторону белеющей неподалеку березовой рощи, над которой вилась стая воронья. Анил пригляделся и побледнел. К верхушкам растущих у опушки деревьев были привязаны ошметки человеческих тел. Земля под деревьями почернела от крови.
– Что за разбойники это устроили?!
– Не разбойники, господин. Это воины благородного Данхара.
– Данхар? Накхское имя, – пробормотал себе под нос Хаста, не в силах отвести взгляда от оскверненного березняка. «Чуяла душенька», – подумал он, борясь с дурнотой. Его замутило, из пустого желудка к горлу поднялась желчь.
Анил тоже выглядел потрясенным.
– Накхи здесь?! В Бьярме? Но ведь у нас с ними война!
– Это на юге война, – ответил Хаста, отводя взгляд от казненных. – А тут как знать, может, о ней еще и не слыхали. Тебе, наверно, известно, что нахкская стража состоит на службе у наместников во всех землях, кроме вендских.
– И что, везде накхи творят подобное?
– Обычно нет. Но если прикажут… Я видал и похуже.
Они оба замолчали. Жители разоренной деревушки смиренно стояли вокруг, склонив головы.
– Это не государевы люди, а мерзавцы и душегубы! – гневно выпалил наконец Анил. – В чем бы ни провинились несчастные бьяры, они не заслужили подобной расправы! Поверь, мой дед – судья, и я знаю, о чем говорю. Неужели наместник Бьярмы мог отдать накхам такой приказ?.. Я, правда, слыхал о нем мало хорошего, – запнувшись, добавил он. – Но это! Он все же благородный арий, а не кровожадный лесной дикарь… Должно быть, он не знает…
– Гмм… – протянул Хаста. – Сколь я знаю накхов, они не большие любители бессмысленного разбоя, зато отличаются завидной исполнительностью. И если уж что-то начали, так непременно доводят до конца.
– Чепуха! – отрезал Анил. – Думай, о чем говоришь, звездочет, пока тебе не укоротили язык. Ни один из нас не отдаст подобного приказа. Мы ж не дикари какие-нибудь!
– Уж конечно, здешний наместник – мудрый и утонченный арий – понятия не имел, чем занимаются его воины, – смиренно поддакнул Хаста.
Анил подозрительно покосился на него. Уж не издевается ли чужестранец?
А Хаста вдруг впервые подумал, что приказ подавить с детства памятный ему голодный бунт в Ратхане тоже наверняка отдавал Гаурангу какой-нибудь надушенный златовласый вельможа в алом плаще. Который, возможно, даже не знал, где тот Ратхан находится…
– Разреши бьярам снять и похоронить родичей, – попросил он юношу. – Нельзя же оставлять тела вот так, лесным зверям на поживу…
– Без тебя знаю! – огрызнулся тот. – Эй, бьяры! Снимайте казненных!
– Но благородный Данхар запретил… – заикнулся было еще один старик.
– Что?! – взбеленился царедворец. – Какой-то мятежный накх что-то запрещает ближайшему сподвижнику ясноликого Кирана? Да если его разбойники попадутся мне в руки, я велю развесить их таким же образом! Я, Анил из рода Рашны, повелеваю снять и похоронить убитых!
– Когда вы подготовите тела к огненному погребению, – негромко обратился к старейшине Хаста, повернувшись так, чтобы не видеть жуткого места казни, – я могу проводить их души к Исвархе… – Он осекся, взглянул на Анила, мысленно обругал себя и быстро добавил: – Я много странствовал и знаю все положенные в таких случаях песни и молитвы.
Но Анил не заметил его промашки.
– Ты же язычник, – недовольно сказал он. – Это я мог бы проводить их души к Исвархе. Хоть я и не жрец, но в моих жилах течет малая доля священной царской крови, отпирающей небесные врата. Вот только погребальный костер разжигают на рассвете, а у меня нет ни времени, ни желания оставаться здесь так долго.
– Вы уже оказали нам огромную милость, добрые господа, – поспешно отозвался старый бьяр. – Давайте мы поделимся с вами всем, что у нас осталось. Правда, у нас почти ничего нет. Только ржаные лепешки, репа…
Анил покачал головой:
– Ступай, старик, и похорони поскорее своего сына. А мы продолжим путь.
Он с удивлением почувствовал, что сейчас кусок не полезет ему в горло.
– И правильно, – тихо сказал Хаста, когда они той же лесной тропой покинули разоренную деревню. – Я и позабыл: бьяры ведь тоже язычники. Вон их там сколько было – сидели по кустам, ждали, пока мы уйдем. Они похоронят родню по своим обрядам…
Анил, погруженный в задумчивость, его почти не слушал.
– Когда увижу наместника, непременно расскажу ему обо всем этом, – наконец пробормотал он. – Наверняка он не знает.
Великий Ров
Доверенный слуга низко склонился перед наместником Бьярмы:
– Шатер с угощением поставлен, господин!
– О, это хорошо. Это замечательно…
Ясноликий Аршалай, более десяти лет единолично правивший огромными северными пределами Аратты, благодушно улыбнулся и бросил взгляд на котлован, где сотни работников крепили скаты Великого Рва длинными сосновыми бревнами. За первым рядом надлежало забить в дно второй поблизости от первого, и, сшив их бревнами, забить доверху камнем. Слой валунов, глина, затем вновь валуны и опять глина… С высокого обрыва, над которым стоял наместник, строители, облепившие стены и дно рукотворного ущелья, казались муравьями.
«Превосходный вид, – отметил наместник. – И новый настил для шатра, надо признать, очень удобен. Даже перила поставили, чтобы я ненароком не сверзился вниз. Смотритель работ хорошо постарался. Не иначе как чем-то провинился…»
Аршалай был еще далеко не стар, но пухлые бока и толстые щеки прибавляли ему годов. Для знатного ария разъедаться подобным образом считалось позорным. А что поделать, если в этом суровом краю пиры – чуть ли не единственная радость в жизни? Конечно, наместник мог бы при необходимости послать стрелу из лука, но, хвала Исвархе, у него уже давно не возникало такой необходимости. У Аршалая было круглое приветливое лицо, обаятельная улыбка, голубые глаза с прищуром и длинные редкие волосы. Наместник очень гордился их благородным золотистым отливом. Картину несколько портили веснушки, но их можно было и замазать белилами.