Книга Звездное притяжение - Анна Ведышева

Обдумать данную мысль мне не дали. Из руки выпал лоскут платья, что я ей отдал. Черная вода забурлила. Я подхватил Амелис на руки и взмыл в воздух, приземлился далеко от опасного места. А она смеялась так заразительно, что я не смог устоять и расхохотался в ответ.

Мы так и стояли, обнявшись, и радовались удачному спасению, пока не устали голосовые связки.

Землянка смотрела с робкой надеждой, и я не заставил ее ждать. Наклонился и нежно прикоснулся к ее губам слегка соленым от ветра, ведь тот носит воздух с океана.

Сердце забилось сильнее, а потом я почувствовал неудержимую боль.

Открыл глаза в реальном мире и увидел, как один из кустарников наклонился над моей невестой, дотронувшись до мочки левого уха.

Голыми руками я разорвал эту тварь. Ожоги пятнами так до конца дней и останутся мне в назидание за беспечность.

Меня всего трясло, кровь бурлила, и яд распространялся по телу, вот только мне он не способен причинить сильный урон. Пару дней в лазарете и я буду, как новый. А с землянкой время шло на секунды.

Я плохо помню, как добрался до своего корабля и передал девушку в руки помощников. Сознание уплывало от меня.

Какой же идиот, ведь стоило надеть костюм и задать параметры корабля, и он в три счета доставил бы нас до крейсера. Но в экстренной ситуации мой расчетливый мозг отключился. Марина воздействовала на мой разум сильнее, чем я думал, и это пугало.

Глава 7. Неразумные дети безумных родителей

Александр

Карланис метался по моей комнате и орал. Половину на языке своей родины Юты. А я сожалел, что в свое время поддался и выучил язык его предков, как и он собственно моих. Слова, что он произносил даже на планете Вите, где женщины продают любовь за деньги, считались неприличными.

Он убивался и обвинял меня в болезни землянки; в беспечности и неразумности моих действий; во вселенской глупости и он был прав.

Нет, яд кустарника не сильно проник в ее кровь, я успел вовремя, но вот то, что она так долго дышала атмосферой планеты счастья, оказалось куда более опасным.

Лан снова вел себя, как мой друг. Наверное, пытался отплатить за спасение его никчемной жизни. А я вместо разочарования по поводу состояния Амелис, улыбался Карланису и его словам, вспоминая наше детство и юность.

Впервые я увидел цверга в доме своего деда, когда старик совершенно сдал и созвал свою семью дабы выбрать достойного наследника.

О, я тогда не носил доспехов. Зачатки крыльев удавалось скрывать от посторонних глаз под одеждой. Наличие перьев уже никого не смущало, потому восторг и громкое восхищение вызвало переполох среди присутствующих. Мы с отцом только вошли и стояли у самых дверей в спальню деда, а семья расположилась вокруг кровати умирающего. Юный Лан, что был младше меня на 3 года, восторгался моим не марианским видом. А вот взрослых такое выражение эмоций заставило понервничать. Они шипели и пытались указать мне на место, за спиною отца. Вот только другого наследника пока Барон Дит не имел, потому гордился своим отпрыском, хоть я и разрушил его планы на трон. Мне кажется, в то время отец любил меня. Однако, носил медальон с ярко-зеленым камнем, что глушил мою способность чувствовать его эмоции. Тогда я думал, что это от таких же как я, только взрослых либо от читателей мыслей с Шестой планеты. Вот только вера этих созданий не позволяла раскрывать души людей посторонним. Хотя после памятной битвы все изменилось. Снова моя вина…

Пятилетний Карланис оказался рядом со мною неожиданно. Пока взрослые возмущались моим недостойным поведением и спорили, о юном сорванце все позабыли. И он, предоставленный сам себе, решил разглядеть меня получше.

В детстве я почти не разговаривал, поскольку имел сильный дар эмпата. Но впервые я ощутил искреннее отношение к себе. Ничем не прикрытый интерес и желание познавать лились из него, словно бурная река, разрушая все преграды на своем пути.

Одон попытался одернуть мальчика, но тот, резко отклонившись, превратил свою руку в туман, а потом снова стал осязаем. Не знаю, заметил ли кто-нибудь данное чудо кроме меня, поскольку дед начал громко смеяться, отвлекая внимание на себя.

Мы умиляли умирающего старика, даря ему перед концом капельку света и детской непорочной чистоты без злобы и зависти. Мы не желали трона, а нуждались в любви и заботе, как и любые дети.

Дед прожил еще несколько месяцев. Все это время мы не отходили от него. Даже засыпали под его тихий умиротворяющий голос. Правду говорят, что на смертной одре все создания меняются и начинают ценить по-настоящему важные вещи. Для старого императора — это были два несносных сорванца.

Он пытался внушить нам любовь и уважение к своему народу и своей сути. Ведь секретами друг друга мы владели, как великой тайной, охраняя и оберегая ее.

Тогда ни нам, ни старому Диту не важны и не нужны были политика, интриги и уловки. Кто-то их уже все пережил и насытился, а кому-то они только предстояли. Мы просто были семьей. Прекрасное время, полное сказок и поучительных историй, жаль, что запомнили мы не все из них.

Нашей дружбе, на удивление, никто не противился, хотя отец и дядька недолюбливали друг друга.

Карланис всегда отличался живостью и неугомонным характером. Активный ребенок, что втягивал нас в различные авантюры. Постепенно я оттаял и стал копировать поведение своего друга, ведь мне так хотелось быть таким же веселым и беззаботным ребенком. Его жизнь, казалась, мне простой и полной светлых дней, но и у него были свои тайны и слезы. Вот только в отличие от меня делиться ими он не спешил.

Благодаря Лану, я вырос любопытным и добрым ребенком, несмотря на всю ту ненависть, что меня окружала, он был моею отдушиной, моим лучшим другом.

Я был старше, но тянулся за ним. Даже в академию поступил на пару лет позже положенного чтобы учиться вместе. Знатные скандалы получались, когда я два года подряд проваливал испытания. А вот Карланисом отец гордился, ведь тот в отличие от непутевого племянника вошел в стены академии на год раньше. Наша дружба казалась нерушимой. До тех пор, как я не вышел в свой первый военный поход… на Юту.

Отец стал императором по праву очередности, как старший сын. Дядька стал консулом и великим советником. И казалось, что жизнь налаживается. Но к тому моменту, мой родной брат подрос, и я стал семье не нужен. Единственное создание, что остался верен и предан мне — Карланис. Жаль, что ничто не вечно на Марине.

Марина

Сознание возвращалось с болью, которую невозможно терпеть. Ласковая тьма встречала меня снова и снова, принося облегчение. Левая часть лица горела в огне. Но вокруг никто не суетился и не бегал. В те редкие минуты, что я возвращалась в мир живых, наблюдала сидящую возле моей кровати бормочущую себе под нос что-то женщину. Из ее рук исходили серебряные нити, что тянулись к моей постели. Нити облетали прозрачным коконом кровать, но не прикасались ко мне. От них исходила прохлада, и я почувствовала облегчение, а потом боль с новой силой резала сознание.